– Нет, – нахмурилась Исбэль, – Не только в борделях. Все стало гораздо хуже. Армия слишком зачастила в дома терпимости. Девы ночи на это жалуются. Шлюхи!

– Северяне крепки в любви.

Это уж Исбэль знала не понаслышке.

– Девы ночи не справляются. Начали страдать не только общественные женщины. Я хочу, чтобы ты решил этот вопрос, – Исбэль сдвинула брови.

– И как же ты хочешь, чтобы я это сделал? Легче запретить им дышать, и того проку будет больше, – тяжко вздохнув, ответил Реборн, он уловил решительность в голосе жены. Заначит, сегодня точно не отстанет, понял Реборн.

– Я всегда была против борделей, но приходилось с ними мириться. Однажды в столице запретили алкоголь и люди стали травиться домашними настойками на грибах. Боги не создали из нас пьяниц, но мужчины все равно тянутся к бутылке. Боги обязали их тянуться к женщине, так что будет, если запретить им посещать дома терпимости?

– И все же есть в тебе капля мудрости, женщина.

Не в первый раз Исбэль пытается убедить его повлиять на своих солдат, и порядком подпортила ему нервы. Он бы ее выпорол, но опасался, что ей это понравится. Реборн протянул руки, увлекая на себя картинно обиженную Исбэль.

– Не куксись, котенок, – Исбэль смотрела глазами большими и жалостливыми, а Реборн корил себя за мягкость собственного сердца. Отец-таки оказался прав: со временем Исбэль все чаще ломала его волю и все чаще он исполнял ее желания. Он иногда задавал себе вопрос, каким был бы Теллостос, не делай он этого. Наверное, нужно было быть строже, но зачастую Реборн не находил в себе силы сказать жене «нет».

– Рассели их по свободным кварталам и разреши брать в жены южанок. А кто женат, пусть привезет семьи из Глаэкора и получит нашу защиту от твоего отца, – Исбэль прижалась к Реборну, все такая же недовольная, – Крестьяне пусть идут в феоды лорда Лонгривера. Коты как раз расправились с сусликами, крестьяне теперь не боятся обрабатывать земли и осваивать болота, ему нужны руки. Ремесленникам тоже найдется применение. Зачем держать столько людей в столице? Или ты все еще боишься своего отца?

– Я никого не боюсь, – грозно ответил Реборн и нахмурился, обнажив свое недовольство. И все же, на него всегда это действовало, удовлетворенно подумала Исбэль.

– Помнишь, ты обещал вернуть мне всех, – тихо прошептала Исбэль, ласково кладя голову на его грудь, – Верни мне их.

– Я никогда не нарушаю обещаний.

Только спустя годы людям стал понятен истинный смысл пророчества. Мертвые восстали, родившись вновь, глотки тысяч младенцев оповестили об этом мир. Они пошли за своим королем. Через двадцать весен у Реборна появилась еще одна армия, когда север соединился с югом, ожили новые кварталы, а суслики уже никого и никогда не страшили. Королева родила шестерых. Ровно по числу тех мужей и женихов, что потеряла пшеничная вдова. Все они были либо зачаты, либо рождены на пшеничную весну, каждую четвертую. И как бы не старался король, не получалось зачать ни позже, ни раньше. А старался он всегда самоотверженно, как и полагается северянину.