Брат повернулся к ней. Улыбка стерлась с его лица, когда он увидел испуг сестры.

– Лука!

Ана сосредоточенно следила за скрюченной фигурой Морганьи и направляла всю мощь силы родства на нее, прижимая ее к полу и не позволяя двигаться.

Камень в груди стал немного легче. Еще десять шагов. Она еще сильнее надавила на Морганью. Ты не причинишь ему боль.

Краем глаза она заметила движение. Из-за бело-золотого трона Луки появилась рука. Пальцы, бледные, длинные и страшно знакомые, обвивались вокруг какого-то предмета. И это был не кнут.

Улыбаясь, Садов вонзил клинок в грудь Луки.

Время остановилось. Весь мир – со своей кровью, телами, криками – отошел на второй план. Остался только Лука, и медный привкус его крови в воздухе, усиленный силой родства.

Брат упал. На лице его было умиротворение, и лишь в глазах блеснул огонек удивления.

Кто-то кричал. Нет, она кричала. Сила родства росла, вырывалась наружу, не подчиняясь ей. Люди исчезали с ее пути, как фигуры, сброшенные с шахматной доски.

Ана взлетела по ступеням помоста и бросилась к телу брата. Трясущимися руками она осторожно обняла его. Голубой ковер был запачкан кровью; она стекала Ане на ладони и ноги, впитывалась в мягкую ткань ее платья.

Кровь. Ее сила родства, ее дар и ее проклятие.

– Лука, – голос Аны сорвался. Его взгляд был затуманен болью, но безмятежен, как травяной луг в лучах солнца. Он дышал со страшным хрипом. Ана положила руку на его рану, приказывая крови вернуться назад, назад, назад в тело.

– Тссс, – прошептала она. – Я здесь, братик. Тссс.

Лука раскрыл рот. Она поднесла ухо к его губам.

– Малая, – прошептал он слабым голосом.

– Я… скучал по тебе.

Ана плакала.

– Мне так много нужно тебе рассказать. Мы… мы это исправим. Мы все исправим. Вместе, Лука.

– Ты… вернулась, – прохрипел он.

– Да, вернулась, – всхлипнула Ана, укачивая его в своих руках и прижимаясь лбом к его лбу. А потом она вдруг подняла голову и крикнула: – Лекарь! Нам нужен лекарь – немедленно!