— Я Балегир Глаз,
Гримнир сплюнул себе под ноги, но ничего не сказал.
Последней появилась Скрикья. У нее был длинный и тонкий нож, и, обняв своего младшего сына, она зажала нож между ними, вонзив острие в жилистые мышцы его живота. Гримнир зашипел.
— Я Скрикья, дочь Кьялланди, — сказала она, — и эта кровь — моя кровь, кровь моего чрева. В этом я даю клятву. — Желтые глаза встретились с красным, и Гримнир кивнул. Он по-прежнему ничего не сказал.
Он пошатнулся, кровь хлынула из его тела. Чудовищная жизненная сила, питавшая его, все еще не уменьшилась, даже после девяти тяжелых ранений. Он бросил взгляд на Гифа; они обменялись едва уловимым вопросом, одолжением. Сын Кьялланди, который был ему как отец, передал свой посох герольда другому. Он вытащил кинжал из-за пояса.
Гримнир подошел к нему, и, не обращая внимания на кровь, они обнялись.
— Давай, маленькая крыса, — сказал Гиф, его голос был едва громче шепота. — Забери судьбу Одина и отправь этого проклятого змея туда, где ему самое место.
Они разошлись в разные стороны. Челюсть Гримнира была сжата, а лицо искажено злобой, словно это была маска, вырезанная из китового уса и кремня. Один глаз был цвета холодной слоновой кости, обрамленный изящными серебряными рунами, в которых отражался свет Иггдрасиля; другой был отблеском ненависти. Гримнир кивнул.
И, не сказав больше ни слова, Гиф, сын Кьялланди пронзил его сердце…
20 CУДЬБА ОДИНА
20 CУДЬБА ОДИНА
20 CУДЬБА ОДИНА