– Ника, твой туалет я ещё могу переносить, но твоя кухня! Ты хоть иногда там убираешь? Арендодатели могут подумать, что ты тайком сдаёшь комнаты бомжам!
– Я как раз собиралась убрать, когда нас затянула волшебная трясина, – хмыкнула Ника. – И ничуть не жалею! Я в жизни не променяла бы уборку на магию!
Алла только закатила глаза и покачала головой.
Девушки вошли в спальню и утомлённо упали на диван. Эркюль походил по комнате, словно пёс, пытаясь найти место поуютнее, а затем упал в продавленное кожаное кресло, положив ноги на стул. – Дайте подушку мне под попу! – попросил он, морщась. Ника предположила, что бедняга ушиб зад.
– Не могу, она пыльная, – ответила она.
– У моей попы нет глаз!
Ника швырнула в него подушкой-думочкой с дивана:
– На!
Передохнув, они раскрыли конверт и вытащили из него Метку, стараясь не мешать друг другу. Очень похожую на почётную грамоту, только чёрную, с серебряными буквами.
– Ника, если мы выживем, пообещай мне одно, – прошептала подруга угасающим голосом.
– Всё, что угодно! – страстно ответила блондинка, приложив ладонь к сердцу.
– Убери на кухне! Вынеси мусорное ведро!
– Хорошо, обещаю.
Эркюль с расширившимися зрачками долго водил руками над чёрным листком бумаги, а девушки наблюдали, затаив дыхание. Имя Леопольда мало-помалу исчезало, срок наказания, который у него был довольно скромен – Вечность, – тоже.
Ведьмы наколдовали себе по ручке. С серебряными чернилами.
– Сначала ты, а то у меня что-то руки трясутся, – Алла передала Метку Нике. – Пиши любое имя, – она отвернулась к настенному ковру.
Ника задумалась. Она долго думала, кусая губы, понимая, что решает не только свою судьбу. Искушения были разные. Всплывали имена врагов – бывших друзей – но они не были магами. Они могли бы этой Меткой запросто подтереться. Хотя ей не хотелось представлять, что бы потом стало с их задницами. Целлюлит, как минимум.
Тяжело вздохнув, она вписала своё имя. Завернула бумагу так, чтобы закрыть свою версию нового Меченного. Передала Алле. Та думала недолго и что-то быстро написала. Затем они передали Метку Эркюлю – чтобы он оценил их художества свежим взглядом, а он взял и сам что-то дописал. А потом каждому из них стало хреново.
– Ты вписала своё имя? – успела прошептать Алла, глядя на подругу угасающим взором умирающего.
– Да, а ты?