– Боишься меня? – мой охрипший голос, казалось, отозвался от каждой стены.

Брат молчал, не сводя с меня глаз. Он ни за что не признается в том, какой ужас я в него вселяю. Айдан слишком горделив, а у меня нет желания пытать его.

– Помни, что я могу. Помни и то, что я оставила тебя в живых, хотя могла бы убить.

С этими словами я демонстративно дунула на огонь, гася его силой мысли, и сплюнула под ноги Айдану. Тихое фырканье заставило нас обоих воззриться на девицу, наблюдавшую за развернувшимся действом с небывалым любопытством.

– Вот уж не думала, что, выслеживая кадара, наткнусь на правящую семейку, которую, как оказалось, пожирают внутренние распри. Забавный змеиный клубок у вас получился. А на людях такая любящая семья. Аж тошно.

– Ты кто такая? – прохрипел Айдан.

– Дайте-ка подумать, – глумливо призадумалась девица. – Я – длань Творца, спасшая род Эркин от окончательного вымирания.

Айдан окинул нашу спасительницу хмурым взглядом и процедил:

– Ты разговариваешь с воеводой. Неуважение может стоить тебе жизни.

Девица расхохоталась так громко, что ее смех, казалось, долетел до самых звезд. Она взглянула на Айдана так уничижительно, будто видела перед собой покрытого струпьями нищего, но уж никак не первое лицо Нарама.

– Отыщи меня сначала, воевода.

С этими словами незнакомка растворилась в призванных склизких тенях. Во мне не осталось сил размышлять, почему она появилась так вовремя, как выследила кадара, да и кто она такая, бесы ее разорви! Пожалуй, буду считать девицу дланью Творца.

В мыслях царила маслянистая чернота, сожравшая всю боль сегодняшней кровавой ночи. Слез тоже не осталось. Все они сгинули в этой вязкой тьме.

– Не слишком ли вовремя она появилась? – процедил Айдан. – Я чувствую себя актером в дурацкой пьесе.

– Какая уж тут пьеса? Эти твари убили отца… и Беркута. Будь прокляты такие спектакли, – пробормотала я и поспешно отвернулась, борясь с желанием метнуть в старшего брата сгусток пламени.

Мой блуждающий взгляд зацепился за небрежно брошенную Арланом портупею. Чернота сгустилась и заволокла взор. Эта тварь отобрала у меня подарок Беркута – единственное, что от него осталось. Пожалуй, перед сожжением не помешало бы перерезать глотку выродка тем самым кинжалом, омыв его лезвие в крови, как делали воины Нарама! Кровь за кровь. Смерть за смерть.

Я прошаркала в глубь пещеры, небрежно пиная склянки, разбросанные кадаром, подобрала портупею и водрузила ее на прежнее место, нежно проведя пальцами по рукоятке камы. Та отозвалась смертным холодом. Казалось, кинжал умер вместе с дарителем.