Он меня ненавидел?

Нет… в монастыре побывав да поумнев, понимаешь, что другое это.

Не ненависть. Желание подчинить, в себе растворить, чтобы я на мир его глазами смотрела, его дыханием дышала… как это сейчас у меня с Борей происходит. Только Бореньке я по доброй воле все отдала, сама умереть готова, лишь бы он жил. А Федору меня, не спросив, отдали. И за то он меня ненавидел. Знал, что добром я бы с ним не осталась, что не люб он мне, постыл, не надобен… сам себе не признавался, а чуял всем нутром. Оттого и бесился люто, безнадежно, от бессилия своего. Хоть ты на четыре трона сядь, хоть кем себя объяви, не властен ты в чужой душе, и никогда властен не будешь. А хотелось ему. И любил, и ненавидел, и подчинить хотел — смесь гремучая.

Придет ли он сегодня?

Да я жизнь готова в заклад поставить, что придет! Для него это главный и единственный шанс! Шанс брату отомстить, меня забрать, и все это, покамест во дворце суматоха да суета… понимает ли то Любава? Нет.

Вспоминая черную свою жизнь, думаю, что не понимает. Она-то свято уверена, что Феденька ее — сыночек маленький, что послушен он, как овечка, что сделает Федор все, что скажет она.

Зря уверена.

А впрочем, неважно.

Не я ее разубеждать буду, сам Федор с этим справится, когда жив останется. Мое же дело куда как проще. Я должна Бореньке жизнь сберечь. А когда получится, не допустить, чтобы брата своего он убил. Лучше уж сама Федьку убью! Мне его не жалко, и рука не дрогнет, а вот Боря и оплошать может. Как ни крути, они от одного отца, они всю жизнь знали, что братья… пусть врала Любава бессовестно, Боря уже впитал все это, привык за столько-то лет!

Что толку тело его спасти, когда душа надломится, когда потом он себя виной напрасной измучает? Я бы сказала, что Федьку и три раза убить можно, и что на благо это, а Боренька — нет, не готов.

Любого другого — пусть. Но мачеху или брата лучше ему не трогать.

Ох, что ж с людьми-то тяга к власти делает?

Что в ней такого, в этой блестящей игрушке, что человек готов всех и каждого под нож пустить, себя продать, семью растерзать? Что такого в обруче с камушками, что за него душу закладывают?

Это ж не игрушка какая, это ответственность, громадная, тяжелая, страшная… смертная. И за каждого, кто по твоей вине жизни лишился, с тебя спросят. За все ты на том свете ответишь.

С властителей другой спрос?

Да, и это верно.

Когда ты свою страну из пепла и руин поднимал, когда держава при тебе землями и людьми приросла, когда колосс плечи расправил, тебе и убийства простят, и войны. А ты-то уверен, что справишься? Что не будет наоборот?