— Ты с зельем сонным не переборщила ли? Степанидушка?

— В самый раз будет. Сутки, а то и поболее, проспит она, нам с лихвой хватит.

Переглянулись заговорщицы, кивнули согласно. И боярыня Степанида, алую заколку на груди поправив, пошла холопов звать.

Сейчас они с Варварой Аксинью в плащ завернут, холопы ее в возок погрузят — и за город. А там уж…

И ни капельки жалости не было у заговорщиц к бестолковой девчонке, скорее, злость да раздражение. Явилась, ишь ты, понадеялась на готовенькое да на сладенькое… а вот поделом, дуре!

Нет, не было никому жалко Аксинью, и оттого еще грустнее было.

* * *

— ГОСУДАРЬ!!! — боярин Пущин Господу Богу б так не обрадовался, как Борису. Усталому, измотанному, испачканному по уши…

— Егор Иваныч, не переживай, как видишь, жив, здоров. И я, и супруга моя в порядке. Да с Божедаром не ругайся, когда б не богатырь, и меня бы в живых уж не было, и Устиньюшки моей.

— Государь!

— Что в городе?

— На казармы стрелецкие нападение было, государь. Отбились.

— Эти же люди нападали? Посмотри внимательно?

Пригляделся боярин к доспехам, к оружию.

— Вроде, и правда похоже, государь. Да, и перстни у них одинаковые, у всех.

Тщеславен был магистр Эваринол, и перстни со знаком Ордена его рыцари носили. Гордились ими даже. Снимали, когда надобно втайне все сохранить, а сейчас и не подумали. Да кто там, в той Россе, разобраться сможет? Дикари ж!

— Перстни, — Борис аж оскалился волком хищным. — Поговорим мы с теми, кто эти перстни носит… еще как поговорим.

— Орден Чистоты Веры, государь, — Божедар развернулся и в другой конец залы отошел, там кажись, живой кто?

— Фанатики, — перекосился боярин Пущин.

Устя к мужу прижалась покрепче.