Так не слишком-то далеко и бежать пришлось. И вот с боярыней она сцепилась, но та ее не успела в живот ударить, просто старалась от себя оторвать, отбросить… а вот силы потом сколько Устя выплеснула? Но… когда бабушке плохо стало, у нее и кровь носом шла, и голова кружилась, а Устинье вроде как и ничего?

Усталость есть, это понятно, но в общем Устинья себя хорошо чувствовала, она молодая, здоровая…

— Все равно, государыня, я бы вам посоветовал выпить успокоительное и поспать лечь.

Разумность совета Устя признала, настойку валерианы выпила, а спать наотрез отказалась.

— Боренька…

— Я с тобой побуду, солнце мое, никуда не уйду. Никогда.

Устинья со скамейки встать попробовала, пошатнулась, в мужа вцепилась. Потом вспомнила…

— Нож!

— Вот он лежит, Устёнушка.

Устя на клинок посмотрела.

Помнила она эту рукоять алую, до последней черточки помнила. А потому…

— Боренька, это надобно будет кузнецу отдать. Чтобы разбили, расплющили, в мелкую пыль растерли да переплавили. — И уже мужу на ушко, потихоньку. — Ведьмин это клинок, жертвы таким приносят.

Боря на нож посмотрел с отвращением.

— И меня им заколоть хотели?

А чего тут непонятного, можно и не объяснять. Не просто ж так пришла к нему боярыня Пронская? Где она, кстати?

— Мертвая она, государь, — один из стрельцов отозвался.

Борис и разбираться не стал, что да как, рукой махнул.

— Ну и пусть ее, палачу работы меньше. Репьеву скажите, пусть займется. Устя, почему ты прибежала так?

— Мне сердце неладное подсказало, — Устинья врать не стала… почти. Ее ж не спрашивали, где она была, когда беду почуяла, — бросила я все и к тебе побежала… вот и успела чудом.

Борис вспомнил, как Устя на боярыню кинулась… да уж! Не иначе — чудом!