«Все... все в порядке, Шарль», – ее голос звучал чуть хрипло, но она заставила его быть ровным. – «Просто... многолюдно. Невыносимо душно. И... один господин позволил себе быть чрезмерно назойливым. Ничего серьезного. Просто... неприятное осознание».

«О Боже! Наглецы!» – Шарль немедленно нахмурился, его глаза загорелись юношеским гневом. – «Укажите его, я...»

«Нет, нет, Шарль», – Елена быстро остановила его, касаясь его руки. – «Все кончено. Он... и его спутник получили по заслугам. Лучше... лучше уйдем отсюда. Пожалуйста. Мне нужна... тишина».

«Конечно!» – он тут же переключился, протягивая бокал. – «Может... в галерею? Там прохладно, тихо. И новые картины – говорят, восхитительные! Вы же любите живопись».

Елена ухватилась за это предложение, как за спасительный круг. Тишина, прохлада, искусство – все, чтобы стереть из памяти тот пылающий взгляд Леонардо, свое предательское волнение, похабный хохот пьяницы, горькое прозрение и этот сжигающий стыд за свое «Фып!».

«Да, Шарль», – она улыбнулась ему, и в этой улыбке была глубокая благодарность за спасение и мучительное чувство вины. – «Пожалуйста, отведите меня туда. Мне очень нужно... немного тишины. И красоты. Настоящей, чистой красоты. Уведите меня отсюда».

Она взяла его под руку, почувствовав его радостное волнение и стабильную, предсказуемую готовность защитить. Они направились к выходу из зала. Елена позволила себе один последний, быстрый взгляд назад, скользнув глазами по толпе.