Никакой темной тени у колонны. Никакого пьяного хама.
Облегчение? Да. Но не только.
Как будто невидимая нить, натянутая до боли, все еще тянула ее назад, к тому месту, где он стоял. Шея сама собой повернула голову – «Хотя бы краешком глаза убедиться, что он все еще там, что этот взгляд был реален...»
«Хотя бы краешком глаза убедиться, что он все еще там, что этот взгляд был реален...»
«СОВСЕМ СПЯТИЛА?!» – внутренняя пощечина оглушила ее, резкая и леденящая. – «Он – де Виллар! Граф-ловелас! Он из тех, кто берет и бросает! Разве ты не поняла? Одна ночь – и ты станешь еще одной забытой историей в его коллекции! Ты уже готова снова наступить на те же грабли?!»
«СОВСЕМ СПЯТИЛА?!»
– «Он – де Виллар! Граф-ловелас! Он из тех, кто берет и бросает! Разве ты не поняла? Одна ночь – и ты станешь еще одной забытой историей в его коллекции! Ты уже готова снова наступить на те же грабли?!»
Она с силой вцепилась в руку Шарля, как в спасительный якорь, и резко отвернулась, будто отдернув руку от огня. Она с облегчением выдохнула, но этот выдох был больше похож на стон. Отчаянно пытаясь сосредоточиться на спокойном, знакомом лице Шарля, на предвкушении тихой галереи, она яростно заглушала в себе голос Лии, который настойчиво шептал: «Он невероятен...» Голос Елены звучал еще язвительнее: «...и ты вела себя как последняя дура, поверившая в мираж, который снова готов тебя сломать».
«Он невероятен...»
«...и ты вела себя как последняя дура, поверившая в мираж, который снова готов тебя сломать».
Глава 41: Отголоски и Тени Сна
Глава 41: Отголоски и Тени Сна
Прохладная тишина галереи, усыпанной полотнами в золоченых рамах, была бальзамом для измученных нервов Елены. Шарль, искренний и внимательный, водил ее от картины к картине, с энтузиазмом (хоть и не всегда глубоким знанием) рассказывая о сюжетах и манере письма. Елена кивала, делала замечательные замечания, восхищалась игрой света на полотне какого-то малоизвестного голландца. Она старалась. Старалась впитывать красоту, слушать милого Шарля, чувствовать его теплую, почти братскую заботу. Но тень у арки, тот пронзительный, забирающий взгляд, висела между ней и шедеврами, как дымка.
«Красив. Безмерно». Признание вырвалось из самых глубин, вопреки воле. Черты лица – резкие, благородные. Осанка – властная, хищная. Даже в том нелепом моменте, когда его схватил тот пьяный болван, в нем чувствовалась сила. И этот запах… холодный и глубокий, как сосновый лес в январе, но с теплой нотой кожи. Он засел в ноздрях, навязчивый и манящий. Елена сжала пальцы на муфте. «Тянет». Физически, почти магнитно. Как будто что-то внутри нее откликнулось на вызов в его глазах. Это было… пугающе. И возмутительно.