Приказ. Голый, наглый, унизительный. Пешка. Я – пешка в его игре против Леонарда, против нашей зарождающейся связи. Я склонила голову в безупречном, ледяном поклоне.
Я повернулась к де Лоррену. Его старческая рука была липкой и влажной. Я вложила в свою улыбку все презрение, на которое была способна, надеясь, что он хоть краем глаза его уловит. Он же сиял, самодовольный, ведя меня в медленный, церемонный менуэт – пляску унижения.
Краем глаза я видела Лео. Видела, как он сжался, как белели костяшки его сжатых кулаков. Видела ярость и бессилие в его позе. Ревность – милая, но бесполезная в данный момент. Не сейчас, Лео, не так...
И тогда я увидела ее. Маркизу де Эгриньи. Она подошла к Лео, незаметно, как тень, но с аурой абсолютного спокойствия. Я видела, как она что-то говорит ему, как берет под руку и уводит в сторону, к колонне. Видела, как он оборачивается к ней, его лицо искажено болью и гневом. И видела ее лицо.
Оно было спокойным. Не просто спокойным – уверенным. Непоколебимо. В ее глазах горел знакомый огонь расчета, тот самый, что я видела, когда она разрабатывала свои хитроумные планы. Она смотрела не на меня и не на Лео в панике. Она смотрела на поле боя. Оценивала фигуры. Король. Де Лоррен. Мы. Придворные.
Она что-то задумала. Что-то знала. Что-то готовила. Эта мысль пронзила мою ярость и унижение, как луч света сквозь тучи над паркетом. Надежда. Тонкая, как паутина, но упругая.
Я видела, как она что-то шепчет Лео, как сжимает его руку, передавая не просто слова, а свою железную волю. Видела, как ярость и паника в его глазах постепенно сменяются тревожным, но уже не безнадежным ожиданием. Он смотрел на нее, как на якорь. Потом его взгляд снова нашел меня, полный вопроса и доверия к ее словам.
Маркиза отошла, растворившись в толпе, как и появилась. Оставив Лео у колонны, но уже не сломленного, а собранного. Ожидающего.
Я продолжала танцевать с де Лорреном, улыбаясь ему ледяной улыбкой, отгоняя его назойливые комплименты. Внутри же бушевали противоречивые чувства: язвительное унижение от ситуации, режущая боль за Лео, тревога перед неизвестными замыслами Короля... и новая, странная надежда. Надежда, зажженная непоколебимым спокойствием маркизы де Эгриньи и ее тайным планом.