Я этого не знала. Даже не догадывалась.

– Что же, я в очередной раз подвел и ее, и своего брата.

– Ну, теперь со мной все в порядке. А что касается дара… – я пожала плечами. – Это все же плохая идея. Те крупицы, которые у меня были, я, наверное, уже растеряла. Да и не стоит он того, чтобы так сильно переживать.

Фернвальд потянулся, чтобы потрепать меня по волосам, но я отстранилась: рано пока ему пить боль, тем более что с ней я сейчас сама в силах справиться. А вот история Клариссы сильно задела, и я обязательно оплачу бедную девочку, когда доберусь до своей палаты. Подумать только, у меня могла быть еще одна сестра, мы могли вырасти вместе.

Теперь многие моменты из детства, прежде мне непонятные, приобретали ясность, выстраивались в ряд, словно звенья одной цепи. Поведение родителей и Илаи, опека Рейнара, иногда чрезмерная – вспоминал ли он Клариссу, играя со мной, помогая мне с уроками? Была ли я похожа на нее по характеру?

– Все у тебя будет, – прошептал мне Фернвальд. – Так, как ты этого заслуживаешь. Удивительно и ярко.

Два дня я оплакивала Клариссу, думала над историей Фернвальда. Злости не было, скорее, сочувствие и печаль, что не сложилось так, как могло – точнее, должно было сложиться.

А утро третьего дня выдалось настолько солнечным, что печальные мысли просто не приходили в голову. Правда, на улицу доктор не отпустил: все еще опасался за мое здоровье. После завтрака пришел, прихрамывая, Фернвальд. Улыбнулся, сказал, что чуть позже меня ждет сюрприз.

Сюрпризом оказалась Аврора. Она вошла вслед за Аланом с огромным букетом сирени в руках. Палата наполнилась душистым ароматом. Аврора, как обычно, восхищала красотой: она словно плыла, а не шла, и голос ее звенел, переливался.

Женщина крепко обняла меня, затем отстранилась, внимательно рассматривая. Поправила упавшую с моего плеча лямку рубашки, задумчиво пропустила волосы между пальцами.

– Слишком короткие, да?

– Ничего, я знаю волшебника, который все исправит. И вообще, сделает так, что все девушки города обзавидуются, побегут стричься.

Аврора достала из сумочки чай, передала Алану. Вскоре аромат сирени смешался с запахом мяты и других трав. Я взяла чашку обеими ладонями, почувствовала, как по телу растекается тепло.

Аврора между тем делилась свежими столичными новостями, сплетнями, впечатлениями от театральных премьер. Город, как всегда, жил насыщенно, ярко. Дядя блаженно жмурился, поправлял манжеты любимой рубашки, которая за проведенное в больнице время стала ему чуть велика.

Только Алан стоял поодаль. Он, кажется, решил выполнять роль прислуги – подливал чай, стирал капли со столика: по рукам Фернвальда порой проходила дрожь. Я жалела ассистента. Хотелось выяснить наконец, что случилось, почему Алан грустит в такой прекрасный день и вообще все время. Что произошло? Был ведь обычным молодым человеком – да, очень сдержанным, порой диковатым, но в целом приятным.