Отчего-то мне было приятно держать лягушку. Она была прохладной, под тонкой кожей брюшка билось сердце – мне в руку. Я присела на корточки и позволила лягушке спрыгнуть на траву.
Странно, но, когда мы возвращались домой, ладонь немного покалывало. И кончики пальцев чесались.
Мне не верилось в то, что младшая сестра может сыграть композиции. Но из музыкального кабинета доносилась оформленная мелодия; игра была неуверенной, музыка то пускалась галопом, то текла медленно, словно река в проклятых землях.
Лилия не стала бы так играть.
Лилия обернулась на скрип двери, скользнула по мне равнодушным взглядом. «Она здесь, дома, в порядке», – подумала я, успокаиваясь.
Вэйна очень старалась. На ее лице застыло напряженное выражение. Когда девочка сбивалась с ритма, Лилия похлопывала ее по плечу.
Чем дольше Вэй играла, тем чаще ошибалась. Когда она совсем запуталась, Лилия объявила перерыв. Снова бросила на меня недовольный взгляд, сказала:
– Обычно Вэйна легко проскакивает это место. Ты сильно ее отвлекла.
Прежде я бы постаралась ответить что-нибудь колкое. Но теперь лишь покачала головой:
– Извини, я не хотела.
Лилия пожала плечами и вышла.
Мы с младшей сестрой переглянулись, и Вэйна стала играть другую мелодию. Ее пальцы уверенно порхали, выбирая ноты. Я не знаю, ошибалась ли она – в музыке я ничего не понимала. Просто наслаждалась, как наслаждаются пением птиц, шумом прибоя, шелестом крон.
Пение…
На мгновение перед глазами появилось лицо птичьего человека с его узкими, чуть приплюснутыми зрачками и хищными губами.
Он превратился в птицу, сидящую на ветке дерева в парке.
А в зале бабушка играла «Чародейство».