— Каэлис, тебе не нужно убеждать меня больше, чем уже есть, — уступаю я, лишь бы разговор не встал в тупик и не пробудил в нём подозрений. — Я знаю, что нам нужно работать. Знаю, что Испытания Тройки Мечей близко, а потом — всего семьдесят пять дней до Праздника Кубков, и к тому времени у меня должны быть не только подделки, но и способ вырвать карты у твоего отца. — Вес всего этого мгновенно наваливается, почти раздавливая. — Но руки у меня не поднимаются. Я начертила всего пару карт.

— Позволь мне помочь. — Он делает ещё шаг ближе.

— Помощь мне не нужна, я теряла людей и раньше и знаю, как проходит этот процесс, — отвечаю тихо. — Но легче он не становится. Так что дай мне пройти волну самой, и я найду тебя, когда она схлынет. Она схлынет.

— Я тоже знаю океан, в котором ты тонешь. — Слова даются ему тяжело, он сжимает расстояние, между нами. — Я знаю эти течения.

— Откуда? — Я не думаю, что Каэлис солгал бы о таком, не сейчас. Но предостережения Бристар сидят в голове крючьями.

— Моя мать.

— Королева? — я слышала о ней лишь как о затворнице, всё время проводящей в замке с младшим принцем.

— Не королева, — он почти рычит. — Эта женщина не моя мать. — Я моргаю, поражённая. Никогда прежде я не слышала намёка, что Каэлис родился от союза не короля и королевы. Перед глазами всплывает портрет, который я видела. — Мой отец убил мою кровную мать.

— Каэлис… — кроме его имени, у меня нет слов. Шок сменяется тупой болью, неожиданной даже для меня самой. Мы разделяем понимание, которого я никак не ожидала: утрату матери.

И снова то же самое: стоит мне решить, что я готова ненавидеть его и уйти навсегда, — он тянет меня обратно. Делает что-то непредсказуемое, и вдруг я снова не знаю, где верх, а где низ. Сердце завязывается в узел.

Каэлис отодвигает стул, но не садится, а облокачивается рядом со мной на стол.

— Всю жизнь я был пленником в собственном доме. Моё детство прошло в мучениях воспоминаний, которым не было объяснений — улыбка женщины в чужих залах. Мне говорили, что женщины, которую я чувствовал кровью, не существует. Я прожил жизнь с пониманием: я жив только потому, что отец верит в силу, которой, как он думает, я обладаю.

— Что ты можешь управлять перевёрнутыми картами? — уточняю я.

— Именно. — Его смех мрачен. — Если бы я мог, разве не стал бы по-настоящему силой, с которой считались бы? И разве позволил бы отец помыкать мной? Но в реальности я всего лишь клинок в его руке. Достаточно острый, чтобы резать других, но недостаточно сильный, чтобы угрожать ему.

— В своей жестокости он заставлял меня убивать и приносить жертвы. Он отнял у меня единственного, кто мог бы встать за меня, — мою мать. Каждый день мне приходилось терпеть его жестокость. Смотреть в глаза человеку, который давно бы меня убил, если бы не счёл это неудобным.