Бай оставался невозмутимым. Она ждала полчаса, прежде чем прочистила горло:

– Бай? Почему я рисую?

– Чтобы помочь твоему разуму поверить в то, что уже знает твое сердце.

Брисеида с подозрением ждала продолжения. Но он больше ничего не сказал. Она не знала, как снова начать разговор. К середине дня, зная, что оперное представление уже скоро, Брисеида забыла об осторожности.

– Леонель и Эней говорят, что магистраты тратят много времени на то, чтобы изменить историю оперы Менга. Они изображают его непобедимым, сверхчеловеком и безжалостным. Он отражает целые армии одной лишь своей волей, поднимает желтую реку, чтобы наказать продажных купцов… Для человека, презирающего фольклор, это уже чересчур, не находите?

– Может быть.

– Как ты думаешь, почему они так сильно утрируют?

– Не так уж сильно они утрируют. Просто посмотри на Менга.

– Он просто так выглядит. Он меня не пугает. И ты тоже.

– Это правда, – весело сказал Бай. – Мы формируем наши легенды, а они, в свою очередь, формируют нашу славу. Надо разобраться, кому выгоден этот маскарад.

– А ты знаешь, кому это выгодно?

Он не потрудился ответить.

– А ты пойдешь на представление?

Бай улыбнулся и начертал еще одну строчку на пергаменте.

– Может быть.

Голос Менга, раздавшийся снаружи, прозвучал как раскат грома.

– Ты думаешь, что я не смогу узнать стихотворение собственного сына?

– Генерал…

– Нет, Лян, нельзя так играть с людьми, особенно с собственным отцом! Это непростительно!

– Что ж, герой нашей семьи вернулся, – заметил Бай, обмакивая кисть в тушь.