Руки Мэдлин заполошно взметнулись, кресло покачнулось и опрокинулось. Послышались встревоженные возгласы, и люди бросились к ней.

– Блядство, – проговорила Милли.

Мэдлин отнесли в палатку. С ее лица градом катился пот, лоб пылал. Милли выгнала почти всех, кроме Элли и Кейт, после чего сняла с Мэдлин куртку и свитер.

Мэдлин по-прежнему закатывала глаза. Она была в сознании, но ни на что не реагировала и ничего, кроме боли, как будто не замечала. Что-то пропитало рубашку у нее на спине. От нее неприятно пахло, и запах усилился, когда Милли отлепила ткань. Повязки на спине промокли и обесцветились, из-под них сочилась густая желто-коричневая жижа.

– Черт, – сказала Милли. – Плохо дело.

Когда она сняла повязки, зловоние стало невыносимым. Кожа вокруг раны побагровела и покрылась тонкими прожилками, а сам порез вспух крокодильим гребнем, словно Мэдлин превращалась в рептилию. Элли покачала головой; называется, не было печали. Швы натянулись, склеились и покрылись гнойной коркой.

– Заражение? – спросила Элли.

– Блядь, Эль, сама-то как думаешь? Кейт, подашь рюкзак? И воды горячей.

– Что мы можем сделать? – спросила Элли. – Есть варианты?

Милли покачала головой.

– Антибиотики, обезболивающее, обильное питье и тепло. Ну и еще молитвы. Эта срань распространяется чертовски быстро.

Кейт принесла рюкзак; Милли порылась в нем и достала упаковку таблеток.

– Это самое сильное, что у нас есть. – Она уныло посмотрела на рану Мэдлин. – А я-то думала, что нам стоит беспокоиться только о новых микробах.

– А?

– Устойчивость к антибиотикам, – сказала Милли. – Мы наблюдаем все больше и больше штаммов бактерий, устойчивых к антибиотикам, а новые антибиотики не разрабатывали уже годами. Больше всего мы опасаемся, что один из штаммов вызовет эпидемию. Какими бы микробами ни заразили ее эти твари, я думаю, они очень древние. И судя по виду, столь же паршивые. – Она отложила упаковку.

Кейт вернулась с Ноэлем, который нес пышущий паром кувшин. Милли опрыскала руки дезинфицирующим гелем.

– Поехали.

Она промыла и очистила рану Мэдлин. Викарий стонала от ее прикосновений, потея сильнее прежнего; спутанные пряди волос облепили ей лоб и щеки. Даже промытая, рана выглядела немногим лучше – по-прежнему ужасно опухшая и красная. Милли наложила мазь, затем новую повязку.

– Усадите ее, – сказала она.

Ноэль приподнял Мэдлин за плечи, обернув ее одеялом. Она дрожала, глаза были полузакрыты, голова запрокинулась.