У нее нет ни семьи, ни веры. Ничего, кроме работы. Нет даже собаки – хотя Рубен, похоже, удочерил ее. Ты ему понравилась, говорила Мэдлин. Маленький негодник, похоже, теперь больше тянулся к Элли, чем к законной хозяйке. Элли оглянулась на лагерь, но не смогла разглядеть Мэдлин в толпе; единственной узнаваемой фигурой была Милли, снующая от палатки к палатке в своем розовом пуховике.

Возможно, Рубен учуял на Мэдлин следы тварей: она до сих пор страдала от ран и держалась исключительно на таблетках. В каком-то смысле чудовища и на ней оставили свою метку. У всех остальных травмы были вызваны шоком, обморожением и несчастными случаями: обычно тем, до кого добирались твари, никакая помощь уже не была нужна.

Изучив семейную Библию Харперов, викарий растеряла всю энергию. Скорее всего, от усталости и травм, но Элли опасалась, что тут нечто похуже. Милли под завязку накачала Мэдлин антибиотиками, но они пока что не помогли.

Элли с Ноэлем завершили обход. Вокруг инвалидного кресла Мэдлин собралась толпа: бледная и измученная, викарий как могла старалась подарить своей пастве надежду. Заметив в толпе Милли, Элли протиснулась к ней.

– Господь не забыл нас, – говорила Мэдлин. – Он по-прежнему здесь, по-прежнему смотрит на нас. Я не претендую на то, чтобы знать Его волю, почему это случилось и будет ли этому конец. Возможно, нас еще помилуют. Но мы должны верить. Я не имею в виду фундаментализм. Последнее, что нам сейчас нужно, – это ополчиться друг на друга и начать выискивать мнимых грешников. Мы все грешники, помните? Но мы также любимы Богом. Это и есть наша вера. Как друг в друга, так и в Него. В то, что мы не брошены. Что все не безнадежно. Если мы дадим друг другу силу и утешение, защитим друг друга, то сможем пройти через это.

Она была бледнее обычного, ее лоб лоснился от пота.

– Как она? – прошептала Элли.

Милли пожала плечами.

– У нее жар. Даю парацетамол и дигидрокодеин от боли. Нужно проверить повязки, когда она закончит проповедовать. – Милли прикусила губу. – Не нравится мне эта рана.

– Заражение?

– Вполне возможно. Хрен знает, что у этих тварей под когтями и где они ими ковыряются. Не уверена, что антибиотики тут помогут.

Толпа заволновалась: Мэдлин начала раскачиваться в кресле.

– Из глубин да воспрянут, – бормотала она. Ее глаза закатились, видны были лишь белки. – В глубинах дремлют за веком век. Тьма кромешная – их ковчег. Разгар зимы, на излете год; быть может, солнце уж не взойдет? Последнее солнцестояние. Тьма древняя, тьма предвечная. Гиннунгагап. Тоху-ва-боху. Бездна. Пустота. Прорва. Хаос. Из глубин предвечной тьмы восстанет Тиамат, призывая Абзу вернуться к жизни. Ее дети: Эребус, Никс. Левиафан и Бегемот следуют за ними, и Джагганатхи у них в услужении. Предвечная ночь. Предвечная ночь. На что уповать? На что уповать? Свет мира. Свет мира…