Кристофер обернулся, и его сердце пропустило удар: вместе с пиратами на палубе появилась взволнованная леди Мелайора. Настоящая, не русалка.
– Отпусти! – повторил он снова. – Я тебя не боюсь.
Русалка внимательно посмотрела на него, а затем издала странный вопль.
– Что это? – спросила леди Мелайора.
– Зовёт сестёр, – отозвался Маренгони. – Помогите Кирсену и Кристоферу! Только не вздумайте разговаривать с этим рыбьем отродьем.
Над водой стали появляться девичьи головы. Русалки хором затянули песню, которую Кристофер уже слышал.
– Что ж, пеняй на себя, – прошептал он и воспламенил руку, в которую вцепилась русалка.
Та с визгом отпустила его и отпрянула. Кристофер отскочил назад.
– Кракен побери, это же русалочье солнце! – выругался Дэвид, указывая на обе луны. – Не видать нам покоя, пока они не скроются. Будьте внимательны, русалки перевоплощаются в тех, кто вам дороже всего. А если решите последовать за ними, они вас утопят.
– Вот почему я увидел леди Мелайору, – проговорил Кристофер.
– Что? – Та, чьё имя он только что произнёс, очень некстати оказалась рядом и с удивлением посмотрела на него.
Даже в полумраке было видно, что щёки её залились краской и она очень удивлена.
– Сейчас не время! – воскликнул Саймон, взмахнув руками. – Мы в очередной раз близки к тому, чтобы умереть!
– Да-да… Мастер Винд прав, – подхватила леди Мелайора. – Но как узнать, чего боятся русалки?
– Огня! – ответил Кристофер, вспомнив слова Бубнового короля. – Они боятся огня.
– Что-то я не слышу воплей второй девчонки, – послышался голос Маренгони. – Вот кто мог бы заглушить их голоса!
– Леди Катарина жаловалась на плохой сон, и я дал ей сон-травы, – пробурчал Дэвид. – В два раза больше, чем обычно, зато теперь она не будет путаться под ногами.
– Наша задача – поджечь как можно больше всего, но не спалить корабль, – заявил Саймон. – Я разбужу Лилу, пусть отгоняет их с воздуха. Нужны колбы с домашним огнём!
Туман вновь стал окутывать корабль.
– Быстрее! – рявкнул на кого-то Дэвид. – Пока они своим пением не отвлекли нас. Не то мы о скалы разобьёмся. Не видно же ничего!