Диса ощупала себя под одеялом: сухо. Боли не осталось, даже крошечки. Внезапно она расстроилась, затосковала по этой муке, которая осталась ей взамен утерянной тяжести. Лауга отошла к очагу, достала из мешочка на поясе вырезанную из кости трубку и, набив ее табаком, взяла щипцами крошечный уголек. Яркий отсвет лег на ее лицо. В глазах рассыпались искры, от костяной чашечки потек в бадстову дым. Эйрик тоже курил трубку, и от этого воспоминания у Дисы заныли зубы, как от холодной воды.

– Надо же, – задумчиво протянула Лауга, – ты пришла в себя, и дождь кончился. Не чудо ли Божье…

– Сколько я проспала?

– Ты не спала. Ты три дня болталась между жизнью и смертью, все никак определиться не могла.

– Плохо я как-то определилась.

На это Лауга ничего не ответила. Она дала Дисе выпить отвар, от которого ту дернуло куда-то вперед и вверх, а день вновь померк.

Пасторше показалось, что она заснула всего на минутку. Закрыла глаза и открыла, но Лауга за это время успела сменить платье и убрать волосы в сложную аульвью прическу. Вот же делать нечего, подумала Диса. Аульвы живут себе беззаботно в скалах и горя не знают. Всего у них в достатке! Легкость эта вызывала в ней сейчас только злость и досаду. Хотелось крикнуть в чистое лицо: «Чего ты пришла?! Не видишь, сколько горя в этом доме!» Но аульвов, раз уж они явились, прогонять не следует.

– Ты почти здорова, – обратилась к ней Лауга. – Силы вернутся, дай срок. Это случится тем быстрее, чем скорее ты встанешь.

– Значит, они совсем не вернутся.

– Будешь лежать?

– Да, пока Спаситель заново не вернется искупать грехи человеческие. Тогда я его встречу и скажу, чтобы искупил грехи всех, кроме подлеца по имени Эйрик. Его пусть отправит гореть в аду, ибо под ним подстилается червь, и черви – покров его[14].

Лауга расхохоталась чистым и звонким смехом, откинув назад голову с тяжелыми золотыми кудрями, в которых поблескивал серебряный гребень.

– Осторожнее, – предупредил Магнус, входя в дом. Следом за ним шагали вымокший, как воробей, Арни и робкая Стейннун. – Пророка Исаию перепилили деревянной пилой за его пророчества.

Дисе все-таки пришлось сесть. Не встать – тут она была непреклонна, – но хотя бы принять удобное положение для принятия пищи. А есть она хотела страшно. Так собака, месяцами скитавшаяся по пустошам и прибившаяся к случайному хутору, глотает, не жуя, все, чем ее угощают сердобольные крестьяне. Мясо, что приготовила Лауга, было нежным и горячим, а кислая сыворотка – холодной. Пока она ела, Арни коротко пересказал, что произошло.