Что? Я смотрю на манекен. Ещё одно платье?

— Нет, — матушка перехватывает мой взгляд. — Да… Платье тоже.

Впервые вижу, как она нервничает. Её ледяная маска на миг слетает: она мнётся, отводит глаза, дёргает за ткань платья, словно хочет что-то сказать и не знает, как.

Наконец матушка расстёгивает цепочку у горла. Металл едва слышно звенит, когда украшение оказывается в её руке. Подойдя ближе, матушка вкладывает медальон в мою ладонь и резко сжимает мои пальцы, словно опасаясь, что я откажусь принять дар.

— Храни, — едва слышно шепчет она, и в следующую секунду её лицо вновь каменеет. Она отворачивается и возвращается к манекену, накрытому тканью. Её голос снова ледяной, без намёка на слабость: — Это свадебное платье девиц Фавьен. Помнишь?

О да, помню. Я уже надевала его однажды. И теперь меньше всего на свете хотела бы делать это снова.

Металл жжёт ладонь. Не сразу понимаю, что держу. Я раскрываю руку. На ней покоится круглый медальон: распахнутые крылья дракона обнимают диск с сияющими рунами. В центре высится древо с огненной кроной и корнями, уходящими в воду — герб Таль.

***

Рассматриваю кулон, потом перевожу взгляд на матушку. Та сдёргивает ткань с манекена и аккуратно расправляет складки на белоснежной юбке, усыпанной осколками прозрачных кристаллов, мерцающих при каждом движении ткани.

— У вас украшение дома Таль, — произношу осторожно, поглаживая кулон в руке. — Разве его не опасно носить?

— Опасно, — соглашается она, не поворачиваясь и продолжая возиться с платьем. — Но что, если это единственное, что удалось сохранить с того дня, когда пал мой род?

Внутри всё холодеет.

Она Таль?..

Историю матушки я знаю плохо. Лишь слышала, что Фавьен когда-то принял её под свою защиту. Позже она вышла замуж за младшего сына рода и осталась единственной, кто держит дом.

— Я Марисия Таль, — произносит она громко и отчётливо. — Кулон — знак власти, который из поколения в поколение вместе с посохом переходил к следующему хранителю рода.

Я замираю.

Кровь стынет в жилах.

Помню, Рик рассказывал легенду Талей: последняя из рода, Марисия, исчезла бесследно. А теперь она стоит передо мной?

— Вы это серьёзно? — шепчу я, не узнавая собственного голоса.

Матушка наконец поворачивается. Её лицо спокойно, но в глазах прячется боль.