Я невольно восхищаюсь его упрямством. Все прежние суждения о Ривене рушатся.

Сражаться против всего мира в одиночку?

Похоже, у Вейлов это в крови.

— Глупости, — отзывается Защитник. — На инициации вашего брата вы тоже станете просить Исток о помощи?

Ривен поднимается.

— К тому времени Рик справится сам.

— Вы желаете невозможного, Ваше Величество. Одним предначертано жить, другим — умереть. На всё воля богов и Истока. Одумайтесь! Поверьте, всякий раз, когда дракон требует вмешательства кристалла, цена становится непомерной.

Ривен сжимает кулаки так, что костяшки белеют.

— Я не позволю, чтобы мать плакала. Если Исток требует плату, то пусть возьмёт с меня, — он говорит это так громко, что кристалл отзывается: вспыхивает и выпускает волну силы. Драконы едва удерживаются на ногах.

На мгновение всё стихает. Но потом раздаётся тонкий голос — не мужской, не женский, не принадлежащий живому существу. Он звучит на древнем драконьем языке, который больше никто не произносит.

Свет Истока становится мягче. Он пульсирует, будто сердце, и тянется к Ривену, к его груди, к ладоням, к глазам.

Защитник застывает в ужасе.

— Ваше Величество… — шепчет он. — Исток согласен помочь. Но…

— Но что?

— Он хочет, чтобы вы отказались от силы.

— От магии? — голос Ривена становится глухим.

— Исток требует, чтобы вы отреклись от власти. От императорской короны. Уступили её брату. На пять лет ваша и его сила будут запечатаны. После этого потоки переплетутся, магия вернётся… но судьбы станут едины.

Власть для драконов всё. Они не знают слабости, не понимают смирения. Если Ривен решится отказаться, это будет дар, равный подвигу: быть сильнейшим и всё же отойти в сторону.

— Что это значит «судьбы едины»? — спрашивает Ривен.

— Если вы согласитесь, всё, что произойдёт с одним, будет откликаться в другом. Ваши жизни станут похожи, а поступки брата будут влиять на вашу судьбу.