– Дело было не в наготе. – Я смотрела, как солнце отражается в моем бокале. – А в том, что на ней не было предсказаний. Задумайтесь. Зайдите в любой музей – на каждом женском портрете присутствуют отметины. Они есть даже у статуй – выбитые в мраморе. Но показать женщину, у которой их нет, – это все равно что создать прецедент.
Все уставились на меня. Я обратила внимание, что ни Мари, ни Кассандра не упомянули о том, что за созданием того плаката стоял мой отец. Мы могли бы спросить у него, что именно и зачем он сделал, но я полагала, что понимаю это лучше, чем он сам. Последствия его работы были столь неявными, что вряд ли он сам тогда их осознавал.
– Это была угроза, – продолжала я. – Женщина без отметин, женщина, не ограниченная предопределенным будущим – своим или чьим-то еще. Никто не понимал, что с этим делать.
Луиза подалась вперед, глядя на меня в упор.
– Довольно похоже на то, чем занимаетесь вы с Майлсом у Джулии, – сказала она.
На мгновение мы с подругами замолчали, осмысляя тот факт, что наша работа была угрозой, что она прокладывала путь к большим переменам. Мы огляделись по сторонам, словно выискивая то, на что можно было обрушить всю свою силу и ярость. В пределах моего двора или, возможно, нашего района, или даже целого города. На небе, на земле, на всем белом свете.
Школа-на-горе: легенда об основании
Девочка вернулась на гору отощавшей и потрясенной. Сестры окружили ее, обмыли ее, накормили супом из горьких ягод и листьев. Девочка чувствовала пустоту в своем сердце, рану, которая пульсировала так, словно камушек все еще лежал на своем месте, но ничего не рассказала сестрам. Эта боль принадлежала только ей. Всю оставшуюся жизнь девочке казалось, что она разделилась надвое. Она оплакивала свой камушек в сердце, его появление и его отсутствие. Иногда ей снился лес, его сладостный запах гниения. Но на горе она принадлежала сама себе. Они с сестрами учили друг друга, кормили друг друга и разводили ревущие костры, чтобы согревать друг друга. Шли годы. Девочка повзрослела и все же осталась девочкой – юность ее сестер придает ее коже свет жизни. В лучшие дни на нее ветром налетают видения о лесе, и она вспоминает, откуда взялась, как появилась на свет из валуна. В такие дни она со всех ног бежит к вершине горы. С той высоты она видит все: огромное переменчивое небо, облака, набегающие друг на друга, горящую кромку заката. На той высоте она понимает, где ее место. Она – весь мир, и моря, и небеса. Она раскрывается, как камень, родивший ее, и свет, что льется из нее – это дар, который она отдает своим сестрам сейчас и всегда, – сияющие потоки горя и счастья.