Луций встал, покачнулся. Он не был пьян. Ему просто словно стало тесно в собственном теле.

Никто из них. Не способен на что-то настолько ужасное.

Праймус правда в это верил. Ему никто ничего не сказал.

– Думаешь? – глухо произнес Луций. – Спроси Марка, куда исчез Биола. Вдруг расскажет. – Марк собирался что-то сказать, но Луций ему не дал. Он смотрел на Арвину. – Беги из этого города, Праймус, и, ради всех богов, никогда в него не возвращайся.

* * *

Полы расстегнутой лацерны хлопали по коленям от стремительного шага. Первый мороз покусывал открытые участки кожи, но это казалось даже приятным. Эта осень в Эдесе была самой странной на памяти Луция. С неба сыпалась нескончаемая ледяная морось, словно зимний холод отказывался дожидаться декабрьских календ. По утрам она застывала на камнях мостовой скользкой изморозью, к вечеру поднималась и стелилась ледяным, заползающим под кожу туманом. Листва с деревьев осыпалась раньше срока. Ветер доносил запах дыма с Нижних улиц – бедняки уже вовсю жгли костры, чтобы согреться.

Огоньки уличных печатей тонули в молоке тумана и превращались в рассеянный, слабый свет. Луций видел не дальше вытянутой руки. Лишь слышал голоса редких прохожих и тихие шаги за своей спиной.

Луция мутило от ненависти и азарта, тревоги и стыда, обильно приправленных фоновой, привычной тоской. Он пытался думать – о том, что нужно найти карту Мильвии, взять с собой Терция, наплести что-то правдоподобное дяде, – но не мог управлять собственными мыслями, срывался, путался, и это выводило его из себя еще сильнее. Он шел, шатаясь и сжимая кулаки, слушая собственное тяжелое частое дыхание.

За спиной послышалось шмыганье и какая-то возня. Ровные шаги замедлились.

Луций остановился. Подождал, пока шаги приблизятся, развернулся и выбросил руку вперед, чтобы схватить за горло очередного нерадивого шпиона, подосланного Марком.

– Я же сказал оставить меня в покое, – прошипел он.

Парнишка, занятый своим платком, не успел среагировать. Луций рывком оттащил его с мостовой и впечатал затылком в ствол ближайшего дерева. На него глядели испуганные серые глаза. Плебей лет двадцати пяти. Лицо еще молодое, но волосы уже начали редеть. Крупный, но не умеющий управляться со своей массой.

Луций сжал пальцы, вырывая из его горла сиплую попытку закричать, и с силой вбил кулак ему в челюсть.

– Выследил? Выслужился? Доволен теперь?

Каждое слово Луций цедил сквозь зубы. На каждое приходился новый удар. Он обрушивал их на лицо шпиона Марка снова и снова, превращая его в уродливое месиво.

– Ненавижу, – треснула скуловая кость, – падаль гнилая, – нос словно вмялся в череп, – тупая шавка, – кровь согревала руку, тонкой струйкой стекала в рукав Луция, щекоча локоть. Парень обмяк. Его голова безвольно свесилась набок. Луций разжал пальцы на его шее. Отступил на шаг и сел на землю.