Светлый фон

Кортэ к лету успел отъесться до вполне здорового вида, хотя по-прежнему был на себя мало похож. Восстановив кожу и окрепнув, он смог расправить плечи, ширина которых не убавилась. Однако же сына тумана словно заново перекроили: тело обрело сухость и гибкость, их дополняла привычка замирать надолго в одном положении. Кортэ мог теперь сидеть часами, глядя в упор и не мигая… Но мало кто выдерживал и несколько мгновений под прямым гипнотическим взглядом. Еще более удивляло всех, кто знал прежнего Кортэ, его новообретенное равнодушие к напиткам. Вот и теперь: доверенные люди королевы расстарались и добыли тот самый сидр, из Вольмаро… но сын тумана даже не глянул на кувшин.

Зато Аше в роли графини смотрелась ровно так, как и следовало ожидать. Она сидела вплотную к боку мужа – босая, в расшитом золотом синем бархате. Покрой одежды был очень свободный, ничуть не сообразный с придворными понятиями о платье. В руке Аше держала новое короткое копье, украшенное неброско, серебряной насечкой и алмазами, вплавленными в основание лезвия невесть какими силами. Камни и насечка образовывали герб графства Маара.

– Мы долго беседовали, однако же не без пользы, – прикрыв веки, завершил рассказ Оллэ и передал патору бумаги, сопроводив жест вежливым поклоном. Усмехнувшись, он подвинул кубок, отхлебнул сидр и добавил: – Учитель советует мне побольше пить, разнообразно ругаться и крушить все, что попадется под руку. Собственно, я лишь передал слова туманнейшего графа, без подробностей, и маджестик отчего-то резко изменил решение. Чудо острова признано, наш Энрике – хранитель, и Гваделупе, благодарение Мастеру, не святая. Её пребывание в молитвенном экстазе признано доказательством чудодейственности дивного острова.

– Как толков мой ученик, – Кортэ повернулся к королеве, прекратив всматриваться в стену за затылком герцога Валериана, едва способного дышать под тяжелым взглядом. – Вот, учу его: если ты готов отдать все ради обретения чего-либо, платить едва ли придется. Упертость, упертость, еще сто раз она же – и камни сделаются мягки в твоих руках.

Изабелла позволила себе кивнуть – ей тоже нелегко давалась беседа с новым Кортэ… Взгляд королевы охотно переместился на его жену, Изабелла подарила Аше теплую улыбку. Маари как раз теперь хихикала и невнятно бормотала над колыбелькой новорожденной инфанты. Взгляд королевы задержался на личике малышки – обрел опору и отдых…

Даже для повелительницы Эндэры, привычной к самым разным гостям, был жутковат худощавый Кортэ, с его движениями – неправдоподобно гибкими, с его привычкой подставлять лицо востоку и замирать с трепещущими ноздрями в предвкушении рассвета. Татуировка змеиной чешуи на коже Кортэ лоснилась слишком уж естественно, радужные блики пробегали, обозначая морщинки улыбки у глаз. В зрачках светом близкого дня вспыхивал огонь – и выдержать взгляд рыжего нэрриха становилось невозможно.