— Мара…
Она вскочила на ноги, метнулась к двери в ванную. Бледная, злая и перепуганная одновременно.
Ее вырвало. Рвало несколько долгих минут, рвало желчью… Я держал все еще сиреневые волосы, после помог умыться и дойти до спальни.
По-прежнему в полной тишине.
Потом выпустил Крюгера на улицу и отправился готовить завтрак и звонить Санычу и Сухарю. Лица убийцы я не увидел. Только улыбку, остальное заволокло багровым туманом. Зато очень хорошо разглядел помещение. Предельно четко. И сейчас, вернувшись, я знал, где он их держит.
Покоя не давала вторая жертва. Возможно…
Ни тот, ни другой к трубке не подходили.
Крепкий черный кофе закипал на плите в турке, когда Мара все-таки спустилась.
— Найди его, Волков. Найди, или я доберусь до ублюдка сама.
— Ты поняла, что он сделал с девушкой? Что он делает с ними со всеми?
— Нет, — голос Шелестовой прозвучал глухо, заставив меня обернуться. Она сидела, закрыв руками лицо, опустив голову, говорила отрывисто.
— Нет! — Крик. Полный злости крик. — Знаю только, что он что-то сделал с ее душой.
Она такая, как сейчас, не потому, что он пытал ее. Там случилось что-то другое, что-то страшное. Стас рассказывал, что девушка не может говорить не потому, что у нее что-то с языком или речью… Потому что она не знает, не помнит, как. Он уничтожил часть ее души, понимаешь? Просто… что-то с ней сделал.
— Мы знаем место, — я поставил на стол тарелки, налил в кружки кофе.
— Я ничего не увидела, я не поняла… — Мара злилась, все еще закрывала лицо руками и отчаянно злилась.
Звонок телефона не дал мне ответить. Звонил якобы начальник.
Я подвинул тарелку с овсянкой ближе к Шелестовой и поднял трубку.
— Он держит их в каком-то здании бассейна. Где-то недалеко от дороги. Скажи, чтобы искали новый труп.
— Волков, твою гребаную мать, ты…
— И он уже пытает следующую девушку. Я не уверен, жива она или нет, так что, может быть, искать следует не один труп, а два.