— И Липу с Пыхарем?
— Всех.
— Ну и ладно, — сказал Ромка, — всё равно я от них двигать хотел.
Они направились по тропке к углу дома. Мимо протекающей из-под вороха одежды к забору, под уклон, лужицы. Мимо скорчившихся загонщиков, обнимающих колени, землю, траву. Ромка уважительно присвистнул.
— Круто они их.
Из крапивы выпросталась рука, попыталась поймать Лёшку за штанину, но промахнулась.
— Ты-ы-ы!
Сквозь стебли, листья всплыло лицо, закачалось, до неузнаваемости искажённое, щёлкнуло зубами и с протяжным стоном пропало.
— Блин! — вскрикнул Ромка, отскакивая. — Кто это?
— Мурза, — сказал Лёшка.
— О! Дай я ему камнем влуплю!
— Не надо, — Лёшка остановил брата, кинувшегося искать подходящий булыжник. — Он тут ещё долго лежать будет.
— Я бы ему голову проломил, — сказал Ромка.
Через узкий проход они выбрались на улицу, оставив позади изгиб бетонного забора.
— Ты вообще не туда побежал, — сказал Ромка, — сюда надо было.
Лёшка не ответил. Глинистая обочина вела к перекрёстку. Шагая, он думал: неужели всё кончилось? И не верил. Ну, глупо же! Глупо, быстро, нелепо, так не должно было быть. Так не бывает! Не мог Мёленбек растаять! Он же цайс-мастер! Цайс-мастер…
Не будь рядом Ромки, Лёшка, наверное, заревел бы.
— Постой, — сказал он брату, свернувшему в сторону дома. — Нам сначала к особняку.
— Зачем? — спросил Ромка.
— Там где-то Женька с Тёмкой…