— Да, — отозвался цайс-мастер.

— Вы таете!

— Я таю, — согласился Мёленбек.

— Что мне делать?

— Ничего. Уже ничего не сделать. Я сбежал, — Мёленбек разразился смешком. — Меня упрекали, а теперь… никого нет в Замке-на-Краю.

Он с трудом шевельнулся. На Лёшку уставился чёрный глаз. Улыбка разлепила синеватые губы. Лёд, прихвативший щеку, звонко треснул.

— Я обманул…

Голова его привалилась к Лёшкиному плечу.

— Но вернулся я не только поэтому, — прошептал Мёленбек. — Видишь ли, я никогда не бросал своих секретарей. Они умирали, бывало, но моей вины в том было… Нет, она имелась, конечно, но я всегда старался, чтобы у них была возможность…

Он кашлянул в ладонь. На глазах у Лёшки большой и указательный пальцы цайс-мастера покрылись льдом и растрескались, но он не обратил на это никакого внимания, лишь сбрызнул кровь с ладони на землю.

— Ты прости меня, Алексей, за письмо, — сказал Мёленбек. — Но мне нужно было, чтобы ты не ждал помощи, чтобы я и ребята не маячили за твоей спиной.

— Зачем?

— Подумай сам.

— Чтобы я был злее?

— Не только. Когда ты знаешь, что тебе не на кого надеяться, ты включаешь все свои резервы. Ты… умираешь, чтобы жить.

— А если бы я сбежал? — спросил Лёшка.

— Но ты же не сбежал.

В тихом голосе Мёленбека почудилась слабая улыбка.

— Я хотел, — сказал Лёшка.

— А потом?