– Не смешно. Неужели моя жена этого стоит?

Малика приблизилась к возвышению:

– Ты так ничего и не понял. Ты не был честен со мной. На всех остальных мне плевать.

– Я не смогу тебе помочь.

– И не надо. Нельзя ставить личные интересы индивида выше интересов общества. Твой принцип, твоё жизненное кредо.

– Эльямин...

– Не надо, Иштар. Ничего не говори. Скоро всё закончится, и ты обо мне забудешь.

Малику доставили в подземную тюрьму на заходе солнца. В одиночной камере было душно, жарко, и пахло мышами. Усевшись на грубо сколоченный лежак, Малика посмотрела на решётку над головой. В квадратных ячейках стремительно серело небо, обрисовывая размытые контуры молодого месяца. Ночь будет тёмной и долгой.

Проскрежетала железная дверь. Надзиратели внесли кресло, обитое бархатом. Установили в углу керосиновую лампу.

Через минуту в камеру вошёл Иштар. Замерев под решёткой, запрокинул голову и заложил руки за спину:

– Как с тобой обращались конвоиры?

– Не помню. Последний час вылетел из памяти.

– Хазирад поставил меня перед выбором: либо я продолжаю за тебя заступаться, и тогда после твоей казни меня отдают под суд...

– За что?

– За то, что позволил приспешнице дьявола войти во Врата Сокровенного, взять в руки тиару и короновать меня.

– Либо?

– Либо я закрываю рот и тем самым сохраняю корону. Они поставили меня перед выбором, Эльямин. Но на самом деле...

– На самом деле у тебя нет выбора.

– Выбора нет.

– Уходи, Иштар.