Разговор во время этой полуденной трапезы по большей части был легким и ненавязчивым. Артур интересовался, почему черные дрозды перестают петь летом, спрашивал, куда улетают городские и сельские ласточки на зиму. Мерлин когда-то рассказывал мне, что они прячутся в огромной пещере где-то на диком севере и спят там до весны, зарывшись в перья. Гвиневера тут же стала расспрашивать меня о Мерлине, и я поклялся жизнью, что друид и в самом деле вернулся в Британию.

– Он отправился на Остров Смерти, – сказал я.

– Куда? – ужаснулся Артур.

Я упомянул Нимуэ и не забыл поблагодарить Гвиневеру за ее старания спасти мою подругу от мести Сэнсама.

– Бедняжка Нимуэ, – вздохнула Гвиневера. – Но она такая неукротимая. Мне она нравится, но не думаю, чтобы мы ей нравились. Слишком мы, по ее меркам, легкомысленны. И мне не удалось сделать Нимуэ приверженкой Исиды. Она заявила, что Исида чужестранная богиня, а потом фыркнула, как рассерженный котенок, плюнула и принялась бормотать молитву Манавидану.

Артур спокойно отнесся к разговору об Исиде, и я подумал, что он постепенно привыкает к этой странной богине.

– Жаль, что я не узнал Нимуэ получше, – сказал он.

– Узнаешь, – откликнулся я, – когда Мерлин вернет ее из страны мертвых.

– Если сможет, – с сомнением проговорил Артур. – Никто еще никогда не возвращался с Острова.

– Нимуэ вернется, – настаивал я.

– Она необыкновенная, – вмешалась Гвиневера, – и уж коли кто-нибудь сможет выжить на Острове, то это она.

– С помощью Мерлина, – добавил я.

Только в конце трапезы наш разговор вернулся к Инис-Требсу, но даже и тогда Артур был настороже и ни разу не упомянул имени Ланселота. Он только посетовал, что нет у него подарка, которым он мог бы достойно вознаградить меня за все мои усилия.

– Оказаться дома – уже достаточная награда, лорд принц, – сказал я, желая упоминанием этого титула доставить удовольствие Гвиневере.

– Зато я могу поименовать тебя лордом, – нашелся Артур. – Итак, с этого момента ты, Дерфель, лорд. Лорд Дерфель.

Я рассмеялся. Но не потому, что осмелился быть неблагодарным, а просто мне показалось слишком уж великой честью носить высокий титул военачальника. И все же я был горд: лордом называли короля, принца, вождя и очень редко человека, который заслужил это своим мечом. Я суеверно коснулся рукояти Хьюэлбейна, чтобы удача не улетучилась, убоявшись моего тщеславия. Гвиневера, глядя на меня, весело расхохоталась, и Артур, который так любил видеть людей счастливыми, был явно доволен за нас обоих. Он и сам был счастлив в этот день, но радость свою Артур умел выражать не так бурно, как остальные. С того момента, как он вернулся в Британию, я ни разу не видел его ни пьяным, ни хвастающим своими успехами. Он никогда не терял самообладания, разве что во время битвы. Он был всегда ровен и спокоен, что выводило из равновесия других людей, ибо им казалось, что он читает в их душах. На самом деле, думаю, своим ровным обращением он хотел завоевать обожание и преданность окружающих и за это с удовольствием и щедро одаривал.