— И прекрасно справляешься, клянусь.

— Чума на тебя, чего ж ты от меня хочешь?!

Она отвела взгляд, наклонила голову.

— Не знаю. Может, не нужно мне было подслушивать разговоры о делах кратистосов… Форма Наездников Огня — иная: лицом к лицу, в бой до самой смерти. А все эти интриги начинают меня калечить, искривлять. Я уже не уверена, как поведу себя в битве. Дай мне слово, кириос, что позволишь мне сражаться.

— А твой доспех еще не распался?

— Я настраиваю его всякий раз, когда возвращаемся в сферы эфира. Дай мне слово, кириос. Какие у тебя теперь планы, после возвращения в Рим?

Он скривил губы, устремил взгляд в потолок.

— Мне нужна громкая, символичная победа. И которой удастся добиться небольшими силами. Когда должен дойти первый взнос для Византийского Хоррора?

— Я говорила тебе, кириос. Двадцатого.

— Время, время, Шеол, все меньше времени. Ты видела, где нынче взошла Венера? А то чудовище ночью! Всё Искривляется.

— Отец говорил, что пройдет как минимум несколько десятков лет, пока адинатосы сумеют обеспечить постоянные нападения на Луну и Землю.

— Да-а, знаю, Госпожа может еще подождать. Но не должна. Вот спроси стратегоса: лучше атаковать своего врага, пока тот слаб и дезориентирован или когда уже окопается, скроется за укреплениями, подтянет резервы? Вы всё еще не понимаете одного: мы и вправду можем проиграть эту войну — не просто битву, но именно войну, человек может подчиниться адинатосу; и антропоморфа погибнет навсегда, не останется даже памяти, даже руин, даже слов, уйдет, распустится, деформируется все, что человеческое. И здесь я не вру.

— Ты веришь в это, да.

* * *

Эйдолос Навуходоносора появился на созванной стратегосом Бербелеком встрече впервые. На предыдущие приглашения Золотой не отвечал вовсе. Но на этот раз прислал кароскафный океаник с личным послом. Крысой Навуходоносора оказалась некая эстле Игнация из Ашаканидов, и, едва лишь она перешагнула порог кабины, Аурелия поняла, что эстле и стратегос знакомы. Бербелек не был пойман врасплох, ибо еще ранее корабли обменялись дипломатическими нотами вежливости, и он знал личности всех крыс, — и все же Форма их приветствия несомненно скрывала нечто большее, чем просто ироничную учтивость.

Стратегос принял эстле Игнацию на приватном завтраке. Но поскольку на нем присутствовала и Аурелия, с Ашаканидийкой, для сохранения баланса, сидел за столом ее молчаливый племянник индусской морфы — удивительный выбор для поверенной александрийского кратистоса. Сидели, таким образом, друг против друга: Аурелия и индус, Бербелек и Ашаканидийка. Еду подавали корабельные дулосы под надзором Портэ. Были отворены все иллюминаторы, веял теплый, бодрящий утренний бриз, запах моря изгнал тяжелые запахи парфюмерии и благовоний. Сам бриз не был настолько силен, чтобы раскачать «Филиппа Апостола», но в месте такого скопища демиургосов и текнитесов моря и ветра всегда делалось неспокойно, сталкивались фронта, океанос волновался — в капитанском салоне «Филиппа» позвякивал сервиз, плескались напитки, несколько круглых фруктов выпали из миски и покатились по столу, Аурелия поймала их в последний момент. Это было ошибкой, огонь выстрелил вдоль ее руки голубой лентой. Эстле Игнация на полуслове прервала рассказ о новейших александрийских сплетнях, едва успев передать Бербелеку шутливый привет от Алитэ и Шулимы и общих эгипетских знакомых. Моргнув, уставилась на Аурелию. Аурелия медленно отложила фрукты и опустила глаза. Зарумянилась бы, когда б румянец не был для нее невозможен по определению. Вместо этого запахнула сильнее хумиевое пальто и поправила обшлага широких рукавов.