Бербелек покачал головой.

— Чувства кратистосов… было бы куда лучше, не имей они их в действительности, как об этом говорят поэмы и театральные пьесы. Увы, это не так.

Аурелия догадалась, что эстлос Бербелек сейчас имеет в виду Максима Рога, который ведь не просто так впал в морфу Чернокнижника, но лишь от ярости и отчаяния после смерти своей жены. И какой уже по счету век он мстит миру и людям? Кошмар, деформирующий половину Азии и Европы, горы, реки, леса и города, языки, религии и народы, родящиеся во мраке Урала безымянные какоморфы человека и зверя — лишь отражение единственной, весьма конкретной Формы. Только вот стратегос был неправ: поэмы и драмы чаще всего говорили именно об этом, о Трауре Вдовца. Аурелия сама видела несколько уличных представлений. Еще Ксенофан писал, что люди создают себе богов по своему образу и подобию.

За вином (какое-то разведенное сладкое из Роданы) разговор на некоторое время вернулся в тоне и в темах к первоначальной легкости, к шуткам и банальностям. Но, прежде чем попрощаться, стратегос снова сменил его форму.

— Может, он пока вообще не принял решения, а? — спросил он, подав эстле Игнации зажженный махорник. — Вышлет ли Гипатия войска на Сколиодои? Присоединится ли Навуходоносор к рейду сквозь звездные сферы? Верно, как и прочие, ждет, чтобы сначала увидеть, в чью пользу склонятся весы победы. Только вот что она сделает, если они склонятся в пользу адинатосов?

— Не забывай, эстлос, что у Навуходоносора на восточном фланге — Семипалый.

Бербелек выдохнул синий дым, хрипло закашлялся.

— Значит, такова цена? На южном фланге у него — Сколиодои, но он будет торговаться за собственный шанс уцелеть?

— Отчего бы и нет? Эгипет занимает ключевую позицию: между Сколиодои и Семипалым с Чернокнижником, на стыке их аур. А взгляни, что выторговал у Ведьмы ты!

Смеялись уже оба.

Аурелия не понимала этого смеха, оттого на всякий случай молчала. Индусский племянник эстле Игнации, должно быть, не понимал ни слова и молчал из принципа.

— Мелочь, воистину мелочь! — тем временем смеялся стратегос. — Запиши, Аурелия. Так какова цена, эстле?

— Смерть Чернокнижника, — быстро глянула на него эгиптянка. — И падение Вавилона.

— И всего-то? Ты записала?

Аурелия постучала пальцем по виску.

— Следующая неделя у нас свободна, эстлос. Еще в Dies Mercurii ты обрушишь Великую Стену в Чжунго — и можно приступать.

— Ну тогда договорились, — обрадовалась Ашаканидийка, поднимаясь из-за стола. — Как мило вести переговоры с сюзереном, которому не приходится испрашивать согласия ни одного из хозяев!