Акер часами шкандыбал по башне, вверх и вниз по ступеням и наклонными плоскостями, и вокруг затворенных залов, от окна к окну, и вокруг башни, и вокруг кратера Отвернутого Узилища, вокруг Пытовни, с пофыркивающим аэроматом, натянутым на лицо, все дальше и дальше, пока Хиратия не отправлялась за ним вслед и не приводила назад силой.

— Он не дает мне спать, не хочет позволить мне заснуть, — повторял он, а проведывающие его софистесы и гиппиресовы стражники Узилища понимающе переглядывались.

Хиратия находила в том источник злобного удовлетворения.

— Значит, теперь слышишь? — иронизировала она. — Теперь понимаешь, как он страдает?

— Это отзвуки битвы.

— Что?

— Зажатые в клещи под аурами человеческих кратистосов, они сражаются за жизнь.

— О чем ты говоришь?

— Время и пространство, они ведь тоже принадлежат Форме человека. Так уж мы воспринимаем мир: если что и существует, то существует в пространстве и времени; где-то, когда-то.

— Так этот узник, и те из Сколиодои Земли, и их эфирный флот — все адинатосы на самом деле пребывают в одном месте? Это ты хочешь сказать?

— Нет! Не понимаешь? «Место» вообще не часть их Формы, не о всяком бытии можно сказать, что оно где-то пребывает. Где пребывает воображаемый тобой город, мертвые в твоих воспоминаниях, предметы, о которых думаешь, которые тебе снятся? Ни нигде, ни везде, их нет ни здесь, ни там, они не в твоей голове и не вовне.

— Но он стонет с самого начала, все эти годы, а битва, если даже уже началась…

— Время — также не часть их Формы. Там нет ни «начала», нет «теперь» и «тогда».

— Значит, все они —

— А вообще — они ли?

— Акер!

— Эти песни страдания… Кратистобоец нанес ему удар, он умирает, то есть — распадается его Субстанция. Наверное, именно поэтому мы его и видим-то — каким бы его ни видели, именно поэтому столь половинчатой, слабой Формой обладает Сколиодои на Земле, именно поэтому не поглотило земную сферу. Кратистобоец нанес удар, человек побеждает нечеловеческое.

Акер Нумизмат заглядывал с террасы башни внутрь кратера, снимал показания установленных по окружности хронометров. Ему все проще удавалось поверить в безумные гипотезы. Скажем, Кратистобоец воистину войдет в сердце Искривления, внутрь Арретесового Флота, доберется до кратистоса адинатосов. Скажем, даже убьет его. Каковы шансы, что после этого эстлос Бербелек вернется в то самое место и в тот самый момент, из которого вышел, что попадет в ту же Форму пространства и времени? Что не выйдет, например, в мир адинатосов? Или на самом деле никуда? Или сюда, в Обращенное Узилище? Или куда бы то ни было и когда бы то ни было?