Он наблюдал, как после прохождения флота на орбитах эфира возникают новые, случайные эпициклы ураниоса, выбитого из своего извечного вращения. Пока что видимые слабо и только в определенное время, когда Солнце освещало их под определенным углом, верно, позже вырастут, захватив побольше дисгармоничного пемптон стойхейон. Возможно, именно так некогда появились планеты — среди астрологов бытовала и такая ересь.

Он наблюдал, глядя между стоп сквозь темную броню «Мамеруты», за уменьшающейся с каждым днем Землей. Шар, арбуз, яблоко, арфага, косточка, точка. Ибо где-то глубоко в голове господина Бербелека всегда торчала эта вот мысль, как кривой гвоздь, вбитый в основание черепа: не вернусь, не вернусь, се вид последний.

Он наблюдал за учениями гиппирои, за маневрами Наездников Огня в чистом эфире. На втором месяце полета Герохарис, Огонь-в-Ее-Ладони, провел учения по обходному маневру, генеральной атаке, которая произойдет, когда Цветок закроется, когда короны кратистосов захлопнутся вокруг Сколиозы. Гиппирои прицепили к своим доспехам икаросы и выроились из ладей в межсферный эфир. Важна была координация маневра на столь большом пространстве — операция, которую дотоле никогда не проводили, поскольку не было необходимости реализовывать в космосе тактики столь сложные, даже в столкновениях с адинатосами до сего времени ограничивались точечными ударами, рейдами сквозь какоморфию и постановкой заградительных пиросников. Об отработке этого последнего элемента пока что не могло быть и речи, а стало быть, астромеканикам оставалось практиковать искусство молниеносного обсчета смертельной астрометрии небес на абаках и тригонометрических таблицах.

Единственное, что господин Бербелек мог видеть сквозь затемненный оптикум, был медленный танец риттеров пироса, пространственная гармония триплетов, эннеонов и фаланг, как они развертывались на фоне звезд в симметричные композиции теней, линий и плоскостей космического фронта, в молчаливую поэзию военной математики. Икаросы, полупрозрачные крылья с наилегчайшей нумерологией, раскрывались за спиной гиппирои на десятки, сотни пусов по мере того, как риттеры переходили на более быстрые эпициклы, более резкие траектории и выхватывали все более густые волны эфира. Вскоре звездосклон заполнился раскаленными абрисами теневых бабочек, их огромных крыльев, вырезающих в сфере неподвижных звезд угловатые пятна тьмы. Проведение подобного маневра требовало необычайной согласованности в астрометрической навигации не только для того, чтобы гиппирои не врезались друг в друга, не зацеплялись икаросами, но и чтобы не летели на одних и тех же эпициклах; а в огне битвы все это усложнится тысячекратно.