— Не оставлю.

— Я знаю, я знаю. Вот поэтому я смогу совершенно спокойно…

— Нет, Филипп.

— Совершенно спокойно умереть. Больше нам ничего не остается, Льюис Мир слишком суров к нам.

Льюис вспомнил снег, плывущие по Сене льдины и подумал, что умереть — это разумно.

Офицер, расследующий дело, не выразил желания помочь, хоть Льюис представился как родственник знаменитого детектива Дюпена. Презрение Льюиса к этому плохо одетому хорьку, сидящему в вонючей норе своего офиса, заставило их беседу искрить от сдерживаемого гнева.

— Ваш друг, — сказал инспектор, обкусывая заусеницу на большом пальце, — убийца, месье Фокс. Это ясно. Факты свидетельствуют против него.

— Я не могу поверить.

— Вы можете верить во что вам угодно, это ваше право. У нас есть все необходимые доказательства, чтобы осудить Филиппа Лаборто за убийство первой степени. Это хладнокровное убийство, и он ответит за него в соответствии с законом Я вам обещаю.

— Какие у вас есть улики против него?

— Месье Фокс, я вовсе не обязан быть с вами откровенным. Какие бы ни были улики, это сугубо наше дело. Достаточно сказать, что ни один человек не зашел в дом за то время, которое обвиняемый, по его утверждению, провел в несуществующей кондитерской. К тому же в комнату, где нашли жертву, можно проникнуть только с парадного хода…

— А как насчет окна?

— Под ним гладкая стена, три этажа Только акробат смог бы преодолеть ее.

— А состояние тела?

Инспектор скорчил омерзительную рожу.

— Ужасное. Кожа и мышцы просто сорваны с костей. Позвоночник переломан. Кровь. Много крови.

— Филиппу семьдесят девять.

— Так что?

— Старик не способен…

— В другом отношении, — прервал его инспектор, — он оказался вполне способным, не так; ли? Любовник, да? Страстный любовник — на это он был способен.