– Генитально, – уточнял Буквоед. – У него все книги наполнены гениталиями и прочими прелестями. А кроме того, у него встречается порой такой абсурд, что нужен абсурдопереводчик.

– Дед, ну, ты не прав. Раньше я работал на заводе, который теперь закрыт, – рассказывал парень пролетарской закваски. – Книжки мне и даром были не нужны. А теперь вот бегаю, пороги околачиваю. Во, как захватило! Забрало!

– Талан! – Поклонники языками восхищённо цокали. – Божий дар!

– Да какой там Божий дар? – возмущался Дед-Буквоед, размахивая палкой с железным наконечником. – Это бесовство. Вы что – ослепли?

Интеллигентный дяденька при галстуке снисходительно посмотрел на него.

– Да что вы, в самом деле, размахались, размитинговались. Вы, простите, давно уже отстали от жизни. Бесовство – это другая сторона таланта. Есть магия белая, а есть магия чёрная…

– Ты мне башку не морочь. Я уже не первые сто лет живу на свете, – неожиданно признался Буквоед. – Вот мы сейчас зайдём, я покажу. Настоящая типографская краска должна быть только с примесью дегтярного масла. Только с примесью. А у этого чёрта мы что наблюдаем? Дёготь из-под каждой строчки лезет. Такой кошмарный дёготь, которым раньше ворота в деревне мазали девкам, согрешившим до свадьбы! А каким языком выражается ваш Мистимир? Вместо того, чтоб сказать «равнодушный», он говорит – «инертный». Вместо слова «законный» – чёрт знает, какой «легитимный». А что происходит со словом «гостиница»? Какое чудесное русское слово. Гость, и отсюда – гостиница. Нет, нам подавай «отель». Это что такое? Отель – это сарай, в котором отелилась корова.

Народ похохатывал, слушая каламбуры Деда-Буквоеда – в этом деле он был мастак.

И наконец-то книжный магазин или книжная лавка открывались, заставляя грамотную публику, толпящуюся возле двери, несказанно заволноваться. Напирая друг на друга и очень остро ощущая «чувство локтя», вполне интеллигентные и вроде бы вполне культурные граждане – с неожиданной силой и яростью – начинали штурмовать двери магазина, рискуя затоптать друг дружку. Эта была та самая минута, когда каждый сам за себя – лишь бы успеть прорваться. Но минута есть минута – в книжной лавке скоро всё утихомиривалось.

Счастливчики, сладострастно, плотоядно сияющие глазами, расхватав долгожданный роман, расходились по домам, заранее восторгаясь новой книгой Мистимира. И только этот странный старикан ходил по книжной лавке и чуть не плевался, перебирая книги с обложками словно бы измазанными кровью или побывавшими в огне.

– Инженеры человеческих туш, – ворчал старик, бросая книгу на стеллаж. – Срамота. У этих писателей от Достоевского одно только название на лбу – «Идиот».