– Я у подножья никогда не находился! – заявил Король. – Я всегда был на вершине!

– С пелёнок? Простите за смелость.

– Да! Я родился на этой вершине!

И только тогда Чернолик осознавал, что имеет дело с человеком, страдающим манией величия. С этой болезнью, увы, нельзя не считаться. Приходилось терпеть. Только это была не тупая покорность. Это была мудрая тактика старика. Двумя руками одновременно – ну, кто ещё может похвастаться таким талантом – переписывая тексты, Старик-Черновик стал потихоньку, полегоньку делать то, что никогда не делал, работая с Пушкиным и Достоевским, с Гоголем или Толстым.

Он редактировал Короля, подчищал нецензурщину, убирал заморские словечки, будто костыли, торчащие из текста. Работал старик осторожно – как сапёр на минном поле. И никогда бы Король не догадался насчёт вольнодумства и шалостей своего покорного слуги, тем более что возвращаться к текстам, уже напечатанным в книгах, Король не любил. Но рядом с ним время от времени околачивался какой-то странный, толстопузый дядька, разодетый как папуас, обвешанный холодным и горячим оружием.

Это был генеральный директор издательства, какой-то господин Бесцели. И вот он-то – «best seller», «наилучше продаваемый», – однажды взял да с потрохами и продал старика. Произошло это в просторном кабинете Короля, который был теперь обставлен с королевской роскошью.

Разразился громоподобный скандалище. Пресс-папье – со скоростью молнии – просвистело над головой старика. Графин с водой об стенку треснулся – в раздрызг, в разбрызг. Но это мелочи. Потом дошло до крупного: дорогущее кресло из массива бука над головою слуги пролетело, с треском упало на пол и едва не просыпало драгоценное просо – золотые гвоздики из окантовки.

– Меня? Редактировать? – взорвался Король. – Да я тебя держу только из жалости, чтобы ты не лазил по помойкам!..

– Ну, ты меня расхохотал. – Чернолик побледнел от волнения. – Ты вспомни.

– Хватит! – перебил хозяин. – Возомнил себя, чёрт знает, кем! Я наглости такой не потерплю!

– Вот и мне такая наглость надоела. – Слуга показал на рукопись. – Скоро бумага от стыда начнёт гореть.

– Хам! – брызгая слюной, кричал Король. – Да как ты смеешь так со мною разговаривать?

– Я даже с Пушкиным так…

– С Пушкиным? Старый маразматик! Да ты хоть знаешь, кто он такой?

Слово за слово и вдруг – пощёчина звонко щёлкнула в тишине. Причём такая странная пощёчина – господин Бесцеля, будучи свидетелем, даже не понял, кто кому влепил; так близко они в тот момент оказались – слуга и хозяин.

– Дуэль, господа! Только дуэль! – потирая ладошки, закричал Бесцеля, интриган и провокатор. – Только кровью можно смыть такой позор! Ну, не чернилами же, господа! Правильно я говорю? Король и слуга разошлись по разным углам кабинета. Напряжённо молчали. Где-то муха жалобно жужжала.