– Да что ты говоришь? – Бесцеля осклабился. – У знаменитостей всегда полно родни, друзей. Не так ли? Я думаю, что ты…

– Дорогой Бесцербер, – перебил старик. – Мне плевать, что ты думаешь. Мы без тебя много лет обходились и обойдёмся. Без тебя и без твоей кокотки. Я не слепой, я вижу, как вы шашни крутите. Я даже теперь остатки помады вижу на твоей бессовестной физиономии.

Машинально вытирая щёку, издатель заворочался в хозяйском кресле, как медведь в берлоге, – и опять заскрипело оно, застонало. Как бы ненароком расстегнув кобуру, Толстый Том посоветовал:

– Помолчи, а то я осерчаю – лишнюю дырку сделаю в тебе.

Безо всякой дуэли.

– В меня уже стреляли. – Старик отмахнулся. – Жгли и топили меня. А я всё живой, невредимый.

Глаза господина Бесцели – кровью налитые глаза вурдалака – несколько секунд непримиримо смотрели на противника, а потом… Он отвернулся, помолчал, похрустывая кулаками, точно разминаясь перед боем.

– О кей! – вдруг примирительно сказал Бесцеля и снова машинально потёр щеку, испачканную помадой. – Я знаю, старик, ты бессмертный. Только ведь и я не пальцем деланный. Так что давай договариваться за круглым столом.

– Из квадратуры круга квадратура друга не получится.

Бесцеля достал три-четыре ключа, болтающихся на кольце от гранаты, сейф открыл и вытащил новую рукопись Мистимира. Бегло прочитал две-три страницы.

– Ну, разве это плохо? А, дедуля?

– Нет, не плохо. Очень плохо.

– Да? – Бесцеля оскалился крупными зубищами коня. – А ты не думаешь о том, что вкус тебя уже того, подводит. Как старую собаку, извини, подводит нюх.

– Я так не считаю, – спокойно сказал Черновик. – Просто у меня всегда была и остаётся своя, индивидуальная экзегеза.

Господин Бесцеля «дупло» разинул так, что сигара на колени чуть не выпала.

– Кого? – Он закашлялся от дыма. – Что у тебя?

– Экзегеза.

Издатель похлопал ресницами, кончики которых были обожжены зажигалкой.

– Экзе…Экзема, что ли?

Старик-Черновик расхохотался – засверкал золотой острый зуб, похожий на перо от самописки.