2

Утром, когда солнце только-только умывалось в океане – на розовые щёки плескало волнами – островитяне из кабины поезда вынули лопаты, лом, кирку. Почва на острове оказалась кремнёвая, и оставалось только изумляться, как по этой почве прошнуровались корни экзотических деревьев, способных добывать себе пропитание «из ничего». Могилы получились неглубокие – трудно пробиваться на два метра, как это принято при нормальном человеческом погребении. Васильково пахнущие трупы завалили крошевом сухой земли, но более того – россыпью камней. И после этого профессор Психофилософский неожиданно запричитал голосом унылого сельского дьячка:

– Господи Боже наш, Господи Боже, в вере и надежде помяни живота вечного раба твоего… короля, прости, Господи, имени даже не знаю…

Все, кто был рядом, изумлённо уставились на «дьячка». Великогрозыч – все к нему обращались теперь только по отчеству – изумлённо признался:

– Вот уж не подумал бы! Вам бы ещё рясу да кадило…

– Отец у меня из колокольных дворян, как называли их раньше, из рода священнослужителей, – пояснил профессор. – Я с малолетства наслушался…

Покончив с этим печальным обрядом, островитяне на несколько минут поникли и притихли. С каким-то первобытным суеверием глядели на две сиротливых могилы, взбугрившиеся на возвышенности острова, на зелёном пятачке поляны, где нашли свой последний приют два самозваных короля – «Алмазный» и «Лесной». Угрюмо потоптавшись около могил, островитяне ушли, чтобы никогда уже туда не возвратиться. Великогрозыч сходил в кабину поезда, фляжку со спиртным принёс и предложил помянуть, но оказалось, что никто, кроме него, эту гадость не потребляет. Значит, в горьком одиночестве придётся…

Он вскоре охмелел и закручинился, говоря, что это он загубил королей. А профессор, с головы которого ни волоска не упало во время крушения поезда, утешал хмельного машиниста, говорил, что короли всё равно бы скоро душу богу отдали. У тех королей в крови был такой процент железожлобина, с которым не живут. Железожлобин, уверял Клим Нефёдыч и даже крестился, страшнее раковой опухоли; так что не надо казниться.

Машинист потихоньку, полегоньку прикончил фляжку и согласился с профессором.

– Ну, эти короли – чёрт с ними! Кровь из народа пили! – Он махнул рукою в сторону могил. – А вот старик!.. Старик на совести моей, тут уже нет оправдания.

– Какой старик? – спросил профессор. – А! Этот, кочегар?

Вы про него?

– Кочегар? – возмутился Великогрозыч. – Чтобы я больше этого не слышал! Это был мой верный и преданный слуга, Оруженосец от литературы. Моя родная кровь! Как он мечтал, как хотел, чтобы я стал великим Златоустом!