И он решился на эксперимент, который спервоначала до того жену перепугал – аж заплакала, бедная, глядя на ребятишек, молча разговаривающих с папкой.

Кузнецарь улыбался.

– Ну, что это за слёзы? Что за горе ты себе придумала?

– А ты? – шептала Златоустка. – Сидите, в молчанку играете. Он подходил, обнимал, гладил пахучие волосы.

– А если мы станем орать? Что тогда? Тебе будет легче?

– Да ну вас… – Она пыталась отстраниться. – Ну, что это такое? Сидят, как эти… как воды набрали в рот.

– Мать! – Он опять улыбался. – Мы же не просто так сидим, мы беседуем. И ты подсаживайся. Глядишь, мы и тебя кое-чему научим.

– Мне и так хорошо.

– Вот то-то и оно! – сокрушался Кузнецарь. – Язык богов забыли, предков предали и сидим, довольные. Хорошо нам, красота.

Язык богов – деванагари – они изучали с утра, когда всё ещё свежо и в сердце, и в природе. Обычно после завтрака начинался небольшой и увлекательный урок. Отец, уже успевший смотаться на рыбалку, привозил с собою каких-нибудь морских обитателей и молча спрашивал – что это, мол, такое? На земляном полу просторной хижины появлялся голубовато-бледный шар, с одной стороны выпуклый, а с другой – поросший длинными жёсткими корешками. Девочка странные эти уроки нехотя усваивала. Не разжимая рта и морщась, она отвечала: «Это медуза!». Отец, опять же, молча, говорил: «Ясно дело, это не курица. А как звать медузу?»

Парнишка был смышлёный, бойкий. Не раскрывая рта, он твёрдо ответил отцу:

«Это морская оса. Ядовитая».

Отец обнимал его, гладил умную головушку, пахнущую солнцем и солёным морем.

«Далеко пойдёшь! И высоко взлетишь!»

Немая эта сцена – ненатуральная, непривычная – порождала в душе Златоустки испуг и невольный протест. Ей было неприятно видеть напряжённые глаза детей, будто бы сидящих на горшках. Ей было даже маленько брезгливо смотреть на мужа, который тоже глаза выпучивал, словно страдал базедовой болезнью. Но самая большая неприятность и досада – как ни странно – заключались в том, что отец и дети прекрасно понимали друг друга. В эти минуты золотаюшка себя ощущала какой-то ущербной, ненужной в этом доме, в этой семье. Между ними появлялась отчуждённость. Женщина подспудно раздражалась, начиная то краснеть, то потеть. И вдруг ладонь её – настойчиво и требовательно – стучала по столу.

– Ну, хватит! Сколько можно издеваться? Вы по-человечески можете сказать? Мне ведь тоже интересно. Я вам не чурка с глазами.

Кузнецарь, довольный уроком телепатии, переставал «издеваться».

– Эта морская оса, – говорил он уже детям и жене. – Запомните, как выглядит. Морская оса – самая ядовитая медуза в мировом океане. – Отец приподнимал морскую осу за длинные и тонкие волосья. – У этой чертовки яд настолько сильный, что даже взрослый человек через несколько минут может умереть. Так что, дети, вы одни не вздумайте ходить купаться.