– Ну, так Дюма и написал от горя. И школьник знает.
– Шутки шутками, – серьёзно сказал кузнец. – Именно Дюма перед смертью «Большой кулинарный словарь» стал писать. Он всю жизнь грозился накропать эту поваренную книгу, да всё некогда. Вот и мне всё было недосуг. А теперь, я думаю, пора.
– Помирать, что ли, собрался? Брось! Давай лучше в лавку сгоняем и сделаем опрокидонт!
И они, шатаясь, горланя песни, уходили ночными тропами в сторону «лавки» – большого металлического контейнера, спрятанного где-то в расселине скалы.
Над океаном стояла чистая огромная луна – разбитыми стекляшками сверкала на траве, на воде. Кругом чернели тени, как будто нарисованные углем – причудливые тени скал, деревьев. С пьяных глаз они попёрлись куда-то не туда. Кузнецарь икнул, при ярком свете полнолунья растерянно глядя на то место, где должен быть контейнер.
– Зерра! Ты не Сусанин? Нет? И я не Сусанин… – Кузнец матюгнулся. – А кто же нас тогда сюда завел?
Они расхохотались, крепко обнимая друг друга и похлопывая по плечам. Клятую лавку искали почти до утра. Протрезвели, продрогли. Молчаливыми стали, угрюмыми. Кузнецарь, как ни старался, не мог найти приметную скалу, в расщелине которой застрял контейнер, выброшенный волнами. Разводя руками, он вздыхал и, запрокинув голову, смотрел на небеса, точно по звездам хотел сориентироваться. Потом смотрел на горы, облитые луной, казавшиеся крепкими сахарными кручами. Какие-то ночные птицы заполошно взлетали из травы, из кустов, пугая горящими глазами, точно углями, вынутыми из горна. Зеленозмийцев, как слепой кутёнок, ходил и ходил по пятам кузнеца, надеясь на то, что вот-вот обнаружится лавка. Но вскоре он плюнул в сердцах и, опускаясь на камень, заявил, что дальше не пойдёт: в таких потёмках сам чёрт ногу сломит. И только на рассвете стало ясно, что все их поиски изначально были обречены. Ночью – при свете огромной и чистой луны – пришёл прилив, затопивший прибрежные отмели, скалы, кусты. Большая, мускулистая вода подняла контейнер, застрявший в скалах, и унесла, играючи, в ту сторону, откуда принесла – в открытый океан, сверкающий как будто разбитыми стекляшками, лунными бесчисленными бликами.
Это был последний его загул – больше такой слабины Кузнецарь не допускал. Времени – он это шкурой чуял – у него оставалось немного, жалко было тратить на пустяки.
7
С огромным удовольствием он занимался воспитанием детей, только иногда воспитывал весьма оригинально. Богатый жизненный опыт и знания мудреца – если говорить без ложной скромности – давно убедили его в том, что было время на Земле, когда народы могли общаться телепатически, без слов понимая друг друга. И только позднее – в процессе деградации человека, в процессе его бестолковой борьбы за блага цивилизации – люди утратили волшебный дар. Однако в детях – от года до четырёх – этот божественный дар сохраняется. И Старик-Черновик когда-то говорил ему, и профессор Психофилософский подтверждал – и многие другие учёные умы – все в один голос заявляли, что именно дети ещё способны говорить на языке богов.