«Я один… снова совсем один. И снова предал», — понял Рехи, неуютно поводя плечами, будто стряхивая что-то липкое. Конечно, Ларт пленил его, мучил, ломал, заставлял совершать ужасные вещи во имя себя. Но в итоге они оказались заодно, они сбежали. А в решающий момент не хватило ума и воли потащить дальше за собой. Да хоть связанным, в конце концов! Лишь бы живым. А теперь, наверное, уже погорели и кости.

— Это я разрушил деревню. Я позвал Двенадцатого, — пробормотал Рехи, с трудом шевеля рассеченными губами. Он вдыхал отравленный воздух, давился едким пеплом, закрывая лицо воротом туники. В груди все горело, силы иссякали. Впрочем, не так уж много осталось причин цепляться за жизнь. Только Цитадель. А в ней… Митрий обещал неизбежный конец. Хотя хотелось бы набить самодовольные морды и Двенадцатому, и Митрию, обтрепать белые перышки семаргла, чтобы не бросал на дне отчаяния.

— Ну? Что сейчас я должен понять? — выкрикнул в небо Рехи, прямо в рассеченные алыми отблесками тучи. Но никто не ответил. Возможно, не все злоключения служили именно испытанием. Возможно, кара касалась именно полукровок. А на их долю хватало бесчинств. За поедание своих собратьев три сотни лет назад посулил проклятья самонадеянный «лиловый жрец». Догадывался ли он, во что превратится его мир? Понимал ли, что у многих не останется иного выбора?

«Случилось бы извержение, если бы они не свергли Ларта?» — подумалось невольно Рехи. Полукровки предали своего короля, переступили последний закон. Хотя запах серы витал уже давно, пропитывал пещеру с глубоким озером. Теперь на ее месте зиял провал, напоминавший чей-то разорванный рот с отрубленной челюстью. Рехи отвернулся, чтобы не вспоминать о тяжком времени своего пленения. Он не сожалел о полукровках. Но все еще рыскал по пустоши в поисках одного из них.

Взметенный песок с горьким пеплом путал направления, перемежал землю и небо. Только красный сигнал на далеком горизонте сиял неизменно ярко. Возможно, так разрушитель мира «приглашал» своего последнего жреца. Это будило гнев, бушующую ярость — нет, не из какой-то великой миссии одинокий эльф плелся на верную погибель, только от отчаяния и несправедливости. Или это цель очередного опыта такая: Страж Мира обязан терять всех, кто ему дорог?

Впрочем, что уж твердить о потерях, раз он сам ушел. Бросил. И снова сожалел об этом. Оттого бродил кругами, все дальше уходя от дымящегося разлома. Но картина вокруг не менялась, не утешала и не давала подсказок. Впервые Рехи не думал о голоде, впервые не заботился о том, где бы достать свежей крови. Его мучил совсем другой голод, теснящийся где-то под сердцем, отравляющий, словно опять задели ядовитым клинком. Неужели все повторялось? Никто не давал ответов, никто не приходил, на все четыре стороны стелилась пустыня, которую накрыло полотнище ночи.