— Узнаю. Не спорю. Видел во снах.

Вкитор впадал в благоговейный экстаз. Он кинулся перед Рехи на колени, позабыв о боли в костях:

— Ты избран Двенадцатым! Ты — его орудие. И не нам решать, кто им станет. Мы приняли тебя таким, но на пути истинной веры ты станешь частью великой цели.

— Встань, старик, развалишься, — мрачно ответил Рехи, все больше кривясь. — Если я Страж, то не могу делать все, что захочу?

И вновь Верховный Служитель из фанатика превратился в сухого и исполнительного тюремщика:

— Нет. Ты еще не готов понять свою силу.

— Ко всему я готов. Верните Ларта!

Рехи кричал и рычал, но служитель его не слушал. Впалые губы Вкитора искривила снисходительная улыбка, которой одаривают неразумных детей. Он вкрадчиво махнул помощникам своим бездонным рукавом:

— Пусть Страж еще отдохнет.

Затем Вкитор вышел, а несколько его слуг засуетились подле дверей. И Рехи услышал, как щелкнул замок.

— Верните Ларта!!! Твари! Вы не можете запереть меня здесь.

Тяжелые кованые двери затворились, и Рехи остался в одиночестве. Ожесточенный крик вымотал его, поэтому какое-то время он пролежал в полной тишине, рассматривая в прорехи купола плывущие над дворцом облака.

Рехи раньше и не замечал, как быстро они двигаются, просто несутся черным крылом несчастий. Или они недавно пришли в такое движение? Огромные и черные, они исходили пеплом и копотью. Казалось, так же исходит и душа Рехи ядом небрежения к сектантам и болью разлуки с Лартом. Слабая надежда воспользоваться властью обернулась обыденным пониманием нового пленения.

Вскоре Рехи поднялся и сделал несколько неуверенных шагов, шатаясь и поминутно хватаясь за предметы. Но как только он дотронулся до колонны ладонью, то вновь задохнулся воздухом. Подступила тошнота. Он упал на колени, но неловко завалился набок. Слабая боль непривычно остро прошила все тело.

Очевидно, после использования линий и ожогов он сделался более восприимчивым ко всему. Казалось, что у него на всем теле не осталось и клочка кожи, содрали ее, оставили гореть на тлеющем воздухе оголенную плоть. И тело принимало послания всего мира, слышало, терзалось ими. Они впивались в каждую мышцу, пробивали кости, напитывали разум. Рехи вновь видел линии, вновь они окружали его темным лесом, который тянулся за купол. К Разрушенной Цитадели, это уж точно. Она горела где-то на северо-западе красным заревом, что не покидало ни в бреду, ни наяву и виделось даже сквозь толстые стены. А черные линии уплотнялись и уплотнялись. За ними не оставалось воздуха, терялись очертания предметов. И сквозь притащенное золото проступал тлен.