С течением времени он постепенно понимал, что кто-то его кормит и обтирает. Кто-то отдавал немного своей крови, смачивая губы лежащего без чувств Стража. Рехи, его инстинкты зверя, все же отметили, что вкус каждый раз новый, значит, жрецы менялись. Вскоре слабые оттиски запаха каждого из служителей начали повторяться, Рехи так насчитал «две руки» жрецов. И когда к нему вернулась способность кое-как считать, он вдруг осознал, что боль наконец-то отпустила его.

Иногда избавление от боли — великое благо, большего и не надо. Если к рукам не прикасались, то они уже не отзывались огнем. Хотя, когда меняли повязки, отдирая свежие струпья, Рехи все равно терял несколько раз сознание. Так легче, он не сопротивлялся. Хотя и благодарности никакой не испытывал: «Это все из-за них! Это их стрелы ранили Ларта… Из-за них мы оба мучаемся».

Если бы чуть больше сил, если бы здоровые руки, то обрушил бы свод проклятой пещеры — то есть зала — подрубил бы линиями колонны. И погреб бы всех под тяжелыми плитами. Дворец, очевидно, пострадал еще три сотни лет назад, но уцелел, не развалился, только сильно обгорел. Но если бы черные гадкие линии как следует расшатали опоры покосившихся колонн, то купольный свод, зиявший прорехами, не выдержал бы. Если бы только руки… А хотя зачем тогда шел? Чтобы умереть от вредности, назло жрецам? Рехи нервно облизнул губы и трезво рассудил, что так погибать глупо. Лучше затаиться, разузнать что-нибудь дельное. Может, оставался шанс найти и Лойэ.

Боль уходила, но прошло еще несколько дней или недель — точнее не сказать — в течение которых Рехи ощущал себя почти неживым. Он существовал в своем теле, не видел снов о прошлом и больше не возвращался на поляну, озаренную светом. Он просто лежал полуживой тушкой, а совершенно чужие и чуждые создания вокруг него следили за ним, кормили и помогали в отправлении естественных потребностей. А он и не осознавал себя большую часть времени.

Вскоре Рехи понял, что вместе с кровью в чашу подмешивают какой-то дурман, от которого постоянно хочется спать. Что-то сродни тем пещерным грибам, из которых делал настойку Ларт. Ох, как же глупо Рехи плясал тогда на оргии в шатре… А потом и вовсе творилось нечто непотребное. В бреду образы того времени вспыхивали ярче, вспоминалось даже то, что на трезвую голову он накрепко позабыл. Впрочем, он ни о чем не жалел, и все смешивалось.

Он видел временами и жреца в лиловом, но тот тоже лежал ничком в огромном тронном зале, тоже почти неживой. В этом же зале! Только три сотни лет назад. Рехи распластался лицо вверх, жрец упирался лбом в подушку, страдая от глубокой раны поперек спины. Это тогда, при осаде внутренней стены, его кто-то подло пырнул пониже лопатки. Наверное, попороли легкое, потому что жрец тяжело хрипел в забытьи.