«Когда я захвачу здесь власть, то уравняю в правах людей, эльфов и полукровок», — уже строил он планы, и все еще болело сердце за пропавших Ларта и Лойэ. Но он уже не боялся: он хотел остаться в Бастионе и править, подобно королям до Падения. Голодный зверь величия впился клыками, разрывая плоть. Но Рехи ощущал блаженство.

«Ох… Тебя ведь предупреждали. Опасайся!» — донесся далекий отчаянный голос не то Сумеречного, не то лилового жреца, но Рехи не расслышал слов, упоенный своей новой ролью невероятного существа. Толпа больше не пугала, это он повергал в трепет. Даже Верховный Жрец Саат изумленно уставился на совершенное Рехи.

— Это была великолепная речь, Страж. Народ уже полюбил тебя, — одобрительно ответил правитель. Кажется, растаял его ледяной скепсис в отношении найденного на пустошах создания. Рехи даже слабо обрадовался этим словам, хотя дал себе слово не принимать даров и похвалы служителей культа. Но не мог, радость пьянила его, он слышал возгласы толпы:

— Веди нас, Страж! Веди нас! Веди нас!

Он представил, как поведет их всех к новому миру чистых линий, как они все вместе восстановят этот мир. Он не любил этих людей внизу, но вдруг представил, как сладко властвовать над ними, точно эльфы из древних книг. Таяли в этом гуле заветы Ларта… Таяло все.

Рехи брел, как в чаду, окрыленный и окруженный благоговением. Теперь-то его мощь увидели все, не только отряд, посланный на пустоши.

— О, Великий Страж! Почему ты раньше не показывал такую свою силу? Нам не потребовалось бы испытание! — спросил Вкитор, когда Рехи под общие молитвы и славословия отвели в его обширные покои, то есть бывший тронной зал.

— Вы бы не попытались убить Ларта? — огрызнулся он, постепенно отходя от сумасшествия всеобщего обожания. Возвращалась неизменная боль разлуки и обида на несправедливость судьбы.

— Ларт — людоед и разбойник, — настоял Вкитор. — Милость Стража не должна распространяться на проклятых созданий. Эльфы — чистая раса первотворения Двенадцатого, как и люди.

Рехи зло ударил кулаком по колонне, при этом на противоположной стороне зала самовольно загорелась мозаика. Языки зеленого пламени пожирали золотое сияние вокруг голов семарглов, превращали желтые перья крыльев в смоляно-черные. Как у Митрия. За время странствий по миру Рехи черных перьев у него прибавилось. Наверное, увидел творец всех Стражей, что сделал, какую мощь выпустил без контроля и назначения.

Рехи не желал быть лишь чьей-то ошибкой. После представления народу он отчетливо осознал, что хочет вести их за собой, раз уж он чем-то отличался от них, вести не как свой небольшой отряд равных, а как возвышающийся над ними недостижимый правитель.