Пепел кружился в воздухе плотными хлопьями, а земля все чаще гудела от далеких извержений. Алый горизонт заливала кровь, когда верхушка очередной горы, маячившей силуэтом вдалеке, оглушительно взрывалась. Тогда-то горожане вновь спешно закрывали двери и завешивали окна, надевая на лица промоченные тряпицы. Несколько ветхих зданий, правда, обязательно разрушались после каждого подземного толчка. Но Бастион как единое целое стоял непоколебимо, и в его жадные пределы стекались новые и новые беженцы.

Пришедшие из-за гор подтвердили страшную весть, принесенную черным вестником, Сумеречным Эльфом: там остался только огонь. Деревня Ларта оказалась одной из многих, но самой невезучей. Именно от нее пошел умиранием тела земли огненный разлом, слившийся уродливым шрамом с предгорьем гейзеров.

Будущее представало размытыми нечеткими штрихами. Все застыло в усталом ожидании конца. Лишь наделенные разумом существа с безумным упорством продолжали копошиться. Они ползали по улицам города, как черви в туше дохлого ящера.

— Это лишь вопрос времени, когда вы все умрете, — услышал Рехи голос во сне. Сперва ему показалось, что это лиловый жрец, но тот обычно приходил со странными стихами. Сумеречный Эльф навещал недавно, да и голос его звучал иначе.

— Митрий? Появись, ох, появись, «учитель». Ты второй, кому мне не терпится набить морду, — прошипел сквозь зубы Рехи, стягивая с себя обескровленную девицу, с которой он провел полночи, а потом вонзил ей зубы в шею. Она слабо зашевелилась, подавая признаки жизни, и сползла на пол, где вновь провалилась в измученное забытье.

Рехи стер кровь с подбородка, слизав последние капли. Возможно, Митрий ожидал, что его Страж превратится в новое чистое существо, если совершит исцеление. Да не вышло, свою отравленную природу не отбросить одним лишь желанием стать лучше. К тому же Саат старательно подсовывал этих девиц и менял через пару дней, чтобы в памяти Стража не осталось даже имен. Праздное существование сливалось в единый бред, в котором реальность и кошмары перетекали друг в друга мутной круговертью. Поэтому Рехи не сразу догадался, кто его зовет.

До своего неудачного эксперимента снизошел сам его создатель, отделившись от выгоревшей фрески на стене тронного зала. Хорошо старые люди рисовали, очень похоже. Да толку-то… Митрия все эти рисунки не убедили помочь ни до Падения, ни после.

— За что же не терпится, Рехи? — поинтересовался семаргл, рассеивая красно-черную ночь приглушенным серебристым свечением. Рехи щурился, его глаза не привыкли к ярким цветам и оттенкам.