— Если ты такой всемогущий, зачем нужен я? — прошептал Рехи, когда вновь лицезрел собравшийся в тронном зале народ. Просителей или оболочек. Собравшимся во имя культа словно бы и дел других не находилось за пределами дворца — лишь приносить дары Саату, сдирая с себя последнее вместе с кожей.

— По легендам, Страж должен исцелять, — объяснил Саат, мерно шествуя к центру каменной трибуны. — Но что исцелять, когда сам мир просит его добить? — Он обвел внимающий зал долгим взмахом холеной руки, на которой скрывались крючковатые когти. — Ты всего лишь приманка для тех, кто еще стремится к Бастиону, для тех, кто цепляется за ложное спасение. Я подарю им истинное. Истинное спасение во мне! Ты думаешь, я немилосерден? Это и есть проявление моей великой любви.

Он верил в самого себя, отдавшись навеки великому безумию страшного плана. Мир и правда корчился и смердел, как зараженный холерой, как восставший мертвец. Еще триста лет назад его прихлопнули крышкой черных туч, точно кипящий котел, чтобы сварить заживо в жерлах вулканов уцелевших глупцов. Так рассказывал старый адмирал, так повествовал он о временах, когда разом взорвались все огненные горы. И кратеры извергли великий огонь по милости Двенадцатого. Почему-то Рехи только теперь упомнил старые сказки. Только теперь задумался о причинах. И Митрий, очевидно, тоже. Раньше списывал все на безумие собственного творения. Теперь же что-то не сходилось, возникали лишние фигуры на доске его выверенной игры. Фигура, пожирающая мозги…

В течение очередного «ритуала» Саат успел опутать черными линиями еще около пяти нерадивых голов. Больше в зале никто не крикнул, что во главе культа монстр. Если кто и замечал морок напущенных иллюзий, то молчал. Молчать о правде легче, чем умирать за нее.

— Ступай, Страж, — кивнул Саат, когда прием просителей был завершен.

— А кого и когда я буду исцелять? — встрепенулся Рехи, когда Вкитор и стражники вновь повели его прочь из зала.

— Никого, — рассмеялся приторно Саат. — Ты разве не понял? Показал пару фокусов — и хватит. Маленькая Инде привлечет достаточно подвижников. Достаточно пищи!

Вместо сладкой маски точеного лица проступил жабий рот в окружении синюшных складок слезавшей с черепа кожи.

— Саат, сынок, лицо! — спохватился первым Вкитор. И тут же иллюзия восстановилась. Рехи рассматривал старика, пересчитывал черные линии, окутывавшие его. Странно. Вновь Бастион подкинул мрачную загадку.

Вкитор мыслил самостоятельно и прекрасно видел, на что похож его сын. Каждый раз, когда маскировка давала сбой, старик с неразгаданной виной отводил глаза. «Расспросить бы его, как они до такого дожили!» — ответил Рехи и задумался над последними словами Саата.