Вкитор долго молчал, настолько долго, что Рехи засомневался в реальности собеседника. Лишь слабое надтреснутое дыхание резало неподвижную тишину в темнице обреченных.

— Никто, — наконец просипел Вкитор с невеселым коротким смешком. — Плод ненависти последнего Стража Мира и одной несчастной женщины из вражеского лагеря. Одной… принцессы. Враждебной для Стража Мира.

— Страж мстил за Мирру?

— За свою принцессу, да. Страшно мстил. Он пришел к дочери короля. Брата его убиенного короля.

— Злого брата?

— Злой-добрый… кто разберет? Было одно королевство и два брата. Отцы часто делили владения между сыновьями.

«И часто сыновья начинали воевать друг против друга. И где меж ними добро или зло?» — задумался Рехи, чтобы отвлечься от гула колотящегося сердца.

Они вели разговор спокойными голосами, чтобы стенаниями и воплями не сорваться за грань безумия. Но все нутро скручивалось от ужаса бессилия. Впервые Рехи не видел и шанса на спасение. Тенями вокруг него метались образы недавно убитых членов отряда. Они вставали ровной шеренгой и с осуждением глядели на того, во имя кого безвременно погибли. Голод вины впивался в руки и ноги, с жадным чавканьем черных линий выкачивая последние силы.

Рехи мотал головой, закрывал и открывал глаза, бился затылком о стену — бесполезно. В самый темный час к нему явились тени всех убитых. Пришли даже съеденные недавно стражники. Чудилось, что сдавленные вздохи — это единый глас осуждения всех, кто пал от руки жестокого пустынного эльфа, и всех, мимо кого он равнодушно прошел в своем долгом пути. Вот и явились, столпились, требовали ответов. А он требовал ответов от Вкитора.

— Того самого, который начал войну? — деловито уточнил Рехи, попытавшись вопросительно поднять руку. Но склизкий клей немедленно напомнил пленнику о его судьбе.

— Да. Того самого. Но его дочь не была ни в чем виновата, как и Мирра. Просто две принцессы, двоюродные сестры, которые и не знали друг друга, — тяжело отозвался старик. Рехи не нравились нотки плаксивости в его голосе. Старый адмирал умел достойно нести муку долгой жизни. Вкитор же как будто решил проныться перед смертью, высказав свою детскую обиду злейшему врагу. А хотя какому врагу? Они оказались в равных условиях.

— Да. Ты прав, две принцессы, — кивал ему Рехи, отчего-то надеясь, что именно Вкитор подберет ключ к великой тайне истинного греха Двенадцатого. А дальше дело за малым — достучаться до Митрия, если они с Сумеречным вообще уцелели. Их молчание не сулило ничего хорошего. Рехи уже видел картины возле Разрушенной Цитадели и вполне поверил, что обитатель твердыни способен прикончить и Стража Вселенной, и их общего учителя-создателя. От воспоминаний путешествия с Сумеречным в сад танцующих скелетов перед глазами замелькали лохмотья, которые остались от белого платья Мирры. Странно, ведь ее тело растворилось среди линий. Но кто-то будто намеренно воссоздал сожженные кости, вдохнув в них неверную жизнь пляски, напоминавшей судороги. Кто-то не то веселился, не то праздновал свое долгое умирание.