Но Бруно устал. Все живые дома, кроме Лидиного, сгорели. Его каменные
– Вы ничего не добьетесь. – Тора закусила губу и не притронулась к ризотто, хоть Бруно и заказал его специально для нее.
– Почему?
– Вы подлец! Мой брат… Он погиб, борясь с вашими чертовыми птицами!
– Я увольняюсь, – вздохнул Бруно. – Уезжаю в Германию –
– Но…
– Как ты вылечила сердце Ворона? Умоляю, Тора, ответь…
Она подалась к нему и прищурилась.
– Ладно. Но не думайте, что я вас когда-нибудь прощу, – цедит Тора. – Чем сильнее спешат часы, тем меньше вероятность того, что дом заболеет. Заставьте механическое сердце колотиться, и тогда на безумие у него не останется времени.
Бруно отчаянно ловил каждое слово. Там, в Кельне, их с мамой ждал маленький домик. Пока – мертвый. Но скоро папа будет читать газету в гостиной. Скоро он спрячет улыбку под смешными усами. Бруно посадит в саду сосну, а не магнолию. И никаких чаек. Ни-ка-ких. Должно быть, домик назовет себя Соловьем. Бруно не сомневался: у него красивый голос. А папа… Папа похлопает сына по плечу и прошепчет: «Я рад, что ты вернулся».
– Твой брат герой.
Бруно поднялся и одернул рукав. Незачем Торе пялиться на изуродованное запястье – когда-то дом прижал его дверью. Когда-то Бруно стучал что есть мочи и вопил проклятия, лишь бы пробраться в комнату, где задыхался Торин брат. Когда-то он едва не сгорел вместе с ним. Но девчонке не обязательно об этом знать. Бруно куда приятнее, когда его ненавидят. Как-то привык.
Он написал заявление об увольнении и купил лосины цвета осеннего моря. Бруно не сомневался, что Лида поедет с ним в этих самых лосинах… Но, вломившись к ней в кабинет, он все понял. Хватило одного взгляда. Одного движения. Она никуда не собиралась. Как же он сразу не догадался!
– Ты ведь тоже уезжаешь ради дома. Не заставляй меня бросать свой, – проговорила Лида.
И они расстались. У каждого была своя птица. Свое дерево и свой призрак. У каждого был свой сгоревший дом.
31 Лида [До]
31
Лида