– Кто там? – раздался голос из дому. – Заходите, пока не полило, а то уже скоро…

Галя тяжело, мучительно сглотнула. Вытерла пот с лица, случайно задела рукавом ухо, и левый глаз мгновенно заслезился от боли. За распахнутой дверью виднелась лишь чернота.

– Ну что ты там? Намокнуть решила? Заходи, говорю, здесь твоя девчонка.

Пашка вновь попытался встать – и на этот раз она ему позволила. Отступила на пару шагов назад и рывком выдернула вилы. Пашка замер, разглядывая дырки в груди.

– В дом, – хрипло приказала Галя. – Вперед, шагай.

Пашка повернулся к дверям вполоборота, посмотрел на Галю и вдруг по-доброму, легким движением махнул рукой, будто бы приглашая ее в гости – а затем шагнул в темноту.

Галя прыгнула вперед и, всадив ему вилы под лопатки, затолкала внутрь.

– Лечь на пол! Всем лечь на пол! – заорала она. – У меня пистолет! Всем лежать!

– Нет у тебя ничего, – раздался старушечий голос, и Галя, пару раз моргнув и дав глазам привыкнуть к полумраку, все-таки увидела бабку, сидящую за столом у самой стены. – Только вилы с собой и притащила. С наганом бы пройти и вовсе не смогла – утянуло б с концами. Но даже то, что какое-то железо с собой приволокла, – очень похвально! Умничка прям!

Галя быстро огляделась. В углу серело каменное брюхо русской печи в старой осыпавшейся побелке, рядом стояла низкая, приземистая скамья, на которой сидела совершенно голая Рита. Глаза ее, широко раскрытые и безучастные, смотрели вниз. Одна из досок в полу была вытянута и установлена на торец, а из черноты подпола торчали уже знакомые бледно-синие ростки. Сразу же за открытым подполом стоял стол, за которым и сидела старуха. Рядом с ней примостилась Любка Полянская, прикрывавшая лицо ладошкой и кидающая на Галю смешливые взгляды. Выглядела жена лесничего совершенно безумной – всклокоченная, со вставшими дыбом поседевшими волосами и в домашнем халатике, небрежно завязанном под грудью.

Паша двинулся вперед, потащив за собой и Галю. Тяжело переступив открытый подпол, он направился к краю стола, поближе к печке, в которой еле слышно потрескивали дрова. Галя с облегчением разжала уставшие пальцы – и Пашка, задевая вилами стены, печку и стуча черенком по чугункам, уселся на заскрипевший под его весом табурет.

– Садись, милая, – старуха ткнула тощим бледным пальцем на противоположный от Пашки край стола. – Про вилы свои забудь. Пашка их ребрами теперь намертво зажал. Надо было припасти железо – вот что тебе надо было. А ты, как я и думала, первого же голодного им ткнула. Теперь – только слушать.