Бочка позади опять дернулась, ударившись краем о стену.

– И кто… – Галя отвела взгляд от бочки. – Кто тебя услышал, что ты людей жрать стала?

– Сначала-то я услышала, будто бы там, – старуха ткнула пальцем вниз, – ползает кто-то. Открываешь днем – никого, и даже следов нет. А по ночам – звуки такие, будто бы мышь в соломе возится да бормочет по-звериному. А потом – и голоса различать оттудова стала.

– Откуда? – вырвалось у Гали. Лицо у нее стало очень бледное и недвижимое, будто бы на старых фотографиях.

– А оттудова, откуда и ты слышишь. – Старуха посмотрела вниз, за спину Гали, прямо на черноту открытого подпола. – Все оттуда идет, из землицы… Не мне тебе рассказывать. Ты ведь уже месяца два как с погребом-то говорить начала? Или раньше? Али пока только слушаешь?

Галя молчала и будто бы даже не дышала. Старуха несколько секунд глядела ей в глаза, а потом, будто что-то поняв, кивнула.

– Значит, пока только слушаешь… Ну вот и я слушала. Как мертвые со мной из подпола говорят. Только слов не разберешь. Голоса вроде – их, а слова чужие, непонятные. Иногда как всхлипнет или вздохнет по-родненькому – так хоть сама в подпол прыгай да в землю зарывайся… Я и прыгала. Руками вот этими вот, – она подняла с колен ладони и потрясла ими перед своим лицом, – землю сырую разрывала, чтобы до голосов этих докопаться. Просила, молила все… чтобы или откопать уже – или совсем оглохнуть. А откопала кое-что другое…

– Что откопала? – Галя уже не смотрела по сторонам, не отрывала взгляда от ее лица. – Что там было?

– Ро́сти, – старуха улыбнулась, будто бы извиняясь. – Думала, что поинтереснее скажу? Да нет. Обыкновенные ро́сти, какие у всех по подполам да по сараям по весне пробиваются. Только простые ро́сти из картошки тянутся, ее соками питаются – а эти черт знает откуда шли. Сначала один нашла – так чуть ли не могилу целую в подполе вокруг него вырыла. Метра на полтора из земли вытянула – а он все не кончался. Потом второй пробился. А дальше они уж строем поперли, и все толще и толще… Пока сквозь доски не проклюнулись. Тогда все и случилось.

Пашка вдруг резко, сильно ударил кулаком по столу. Галя, вздрогнув, посмотрела на него. Пашка склонил голову вниз и мотал ею из стороны в сторону будто пьяный.

– Не обращай внимания, – сказала старуха. – Это он с железом борется. Вскоре для него все закончится.

– А для тебя начнется, – пробормотала вдруг Любка, но под взглядом старухи вновь закрыла рот ладонями и склонила голову на стол, трясясь от смеха.

– Ночью стали ко мне они приходить, – сказала старуха, опять повернувшись от Любки к Гале. – Вроде бы несколько их было, хотя я до сих пор точно не знаю – сколько. Просыпаюсь иногда – и чувствую, что кто-то рядом стоит да смотрит. А я уж совсем вымотана была: мне хоть кто приходи – не испугаешь. Тогда он на меня ложиться принялся. Не кривись, не надо, – заметила старуха Галину реакцию. – Я не про то говорю, про что ты там подумала. Они на меня не так ложились. Не как мужчина. А как снег на кладбище ложится. Как тень на лицо или как пар на стекло. Веса совсем не чувствуешь – только запах сильнее, да кожа будто разом вся липкая такая. И слова наконец различаешь. А там такие слова, Галенька, – старуха мечтательно причмокнула, – никакого мужика не надо. И все понятно сразу – и что нужно сделать, и как куда повернуть, чтоб все у тебя получилось…